Наталия Вико - Шизофрения

Очевидно невидимый собеседник согласился со столь убедительным высказыванием, отчего лицо философа озарилось по-детски счастливой улыбкой.

Александра подошла к зданию лечебницы, но заходить внутрь не стала, увидев, что из распахнувшегося на втором этаже окна ей энергично машет рукой Вадим — давний приятель и неугомонный поклонник, а в рабочее время — главный врач и начальник.

— Сандра Юрьевна, дорогая, привет! — лицо Вадима светилось неподдельной радостью. — Счастлив видеть будущую звезду мировой психиатрии! Поднимешься ко мне, или как?

— Или как, Вадюша, — сказала она независимым тоном отпускницы, напрочь забывшей о служебной иерархии.

— Да ты не беспокойся, Сандрочка, — пряча улыбку, легко согласился тот с ее нынешним статусом, — к нам сюда независимым исследователям вход всегда свободный!

— Я слышала, у вас тут с выходом проблемы? — включившись в игру, изобразила она озабоченность на лице.

— Врут, все врут, негодяи! Клевещут нагло, без зазрения совести! — с почти искренним возмущением воскликнул Вадим. — Сама же знаешь, у нас тут самое свободное место во всей стране! Может, все-таки желаешь проверить? — жестом радушного хозяина попытался снова заманить гостью.

— Не-ет, товарищ самый главный врач! — расплылась Александра в улыбке, достойной рекламного щита зубной пасты на Красной площади. — Лучше вы к нам! Да не упрямьтесь, выходите! Последние теплые деньки на дворе! Осень золотая!

— Ну, ладно, как скажешь, дорогая! — весело согласился Вадим. — Подождешь меня минуток пять, не убежишь? А то может пару санитаров приставить? — в раздумье, будто и не к ней обращаясь, нарочно громко сказал он.

— А кто сегодня дежурит? Случайно, не Петрович?

— Он, он родимый, любимец твой. Коли узнает, что ты здесь, незамедлительно примчится. А от него, сама знаешь, пощады не жди! Заговорит насмерть! — Вадим исчез в глубине оконного проема.

Александра расположилась на скамейке неподалеку от дверей лечебного корпуса, достала из замшевой сумочки темные очки, протерла стекла краем обкрученного вокруг шеи шелкового платка и откинула голову, подставив лицо все еще горячим солнечным лучам…

…— Слушай, как думаешь, может все-таки водрузить статую Свободы на площадке перед входом? — услышала она голос Вадима, который, неслышно подойдя сзади, положил руку ей на плечо. — «Бартольди» собственный у нас уже имеется. Настойчиво предлагает свои услуги.

— Что, новый пациент? — Александра запрокинула голову, чтобы увидеть собеседника, и была незамедлительно награждена быстрым поцелуем в лоб.

— Ага, — ответил Вадим, обошел скамейку и встал напротив гостьи. — Я бы, конечно, не возражал, если бы то же самое место «Бонапарт» не ангажировал, чтобы в газетной треуголке в величественной позе выстаивать. Потом еще «Нерон», — он озабоченно наморщил лоб, — да, кстати, и «Король-Солнце Людовик XIV» на это же место претендует. Беспокоюсь, не случилась бы война.

— А ты собери их вместе за столом переговоров и предложи выкурить трубку мира, — предложила Александра, изобразив озабоченность на лице.

— Если только с травкой, — хмыкнул Вадим.— Другая их не умиротворит.

— А что же ты хочешь? С гениями работаешь!

— Да уж! — важно согласился Вадим. — Сама знаешь, лучшие умы собираем. Свободных мест уж нет. В связи с осенним обострением. Прием только по предварительной записи. Держи свои выписки из архива, — с торжественным видом протянул он папку с тесемками, завязанными бантиком. — Полдня ксерил!

— Ой спасибо, Вадюшенька, век не забуду твою доброту, — Александра достала из сумочки предусмотрительно захваченный пакет и опустила туда документы.

— А ты, Сандрочка, гляжу, совсем обленилась на вольных хлебах. Подняться на второй этаж ей тяжело! — сказал Вадим с укоризной.

— И пришлось бедному старому Вадиму с тяжелой папкой в руках самому ковылять к своей горе! — хмыкнула она.

— Во-первых, не старому еще! — деланно возмутился тот, выпячивая грудь. — А во-вторых, не ковылять, а спуститься! С высот руководящего поста, между прочим, — нахмурив брови, он изобразил начальственную строгость. — Превозмогая накопившуюся усталость. Присесть что ли? — спросил, уже откидывая назад полы белоснежного халата и опускаясь на скамейку. — А нас, мужчин-руководителей, беречь ой как надо! — скосил глаза на Александру, проверяя, находит ли призыв понимание и, не обнаружив такового, продолжил:

— Бедных — особенно. Работа нервная, соблазнов полная. Все так и норовят предложить что-нибудь противоправное! Так и норовят!

Александра сочувственно закивала.

— Сама ведь знаешь, — Вадим наклонился к собеседнице, — наша психушная справка — покруче всякой ксивы будет. Вытворяй чего хочешь! Да-а, — он откинулся на спинку скамейки и заложил руки за голову, — порой так хочется отдаться во власть пороку! — в его голосе зазвучали мечтательные нотки, — злоупотребить полномочиями и коррумпироваться! Чтоб потом на работу на «мерине» или «бэхе» с открытым верхом…

— С открытым верхом — это да-а! Это кла-асс! — немедленно согласилась Александра. — Особенно в московском климате. Хоть зимой, хоть осенью, хоть весной. Да и летом нормально. Шик-а-арная пепельница на колесах! Для водителей грузовиков, которые с высоты кабин плюют на дорогу, а заодно и на предупреждения Минздрава.

— Ох, Сандра! — Вадим изобразил вселенскую скорбь на лице. — Ну что ты за человек? Светлую мечту о материальных благах вот так безжалостно … — он махнул рукой. — Тебе, конечно, хорошо на новой «Авдотье»,… — пауза была нужна только для того, чтобы придать лицу невинное выражение, — …совершенно случайно выигранной в казино,… — следующая пауза позволила ему смущенно потупить голову, — …в котором Кузин приятель — хозяин…

Лицо Александры вспыхнуло от возмущения.

С Алексеем Кузнецовым, по-домашнему — Кузей, высокопоставленным государственным чиновником, в прошлом вполне удачливым бизнесменом, а в еще более далеком прошлом одноклассником Вадима, она познакомилась в январе на дне рождения Вадима, куда школьный друг, оторвавшись от неотложных дел и ответственных мероприятий, заехал по пути на минутку «поздравить старичка, умудрившегося родиться в Татьянин день, который, как известно, не только день студентов, но и день рождения Володи Высоцкого», но почему-то остался до глубокой ночи и, демонстрируя чудеса галантности, добровольно вызвался подвезти ее домой за город в дачный поселок. Предложение оказалось весьма кстати — ее «девятка», видимо, решила заночевать во дворе у новорожденного и, простуженно чихая и кашляя, категорически отказалась заводиться на морозе.

Новый поклонник — вальяжный, осанистый, солидный не по годам, всегда одетый с иголочки, а главное, обладавший потрясающим рокочущим басом, вначале показался немного назойливым, но потом слово «назойливость» под напором стильных букетов и милых сердцу каждой женщины дорогих безделушек, трансформировалось в более приемлемое «настойчивость» — свойство, вполне достойное мужчины. По словам Вадима, школьный друг всегда был примером правильного поведения и образцом для подражания. Его зычный голос, особенно когда в старших классах Кузе доводилось декламировать стихи Маяковского, приводил в оцепенение молоденькую учительницу по русской литературе, которая, прижав к лицу ладошки, замирала и таяла от умиления прямо на глазах. Разве что автограф не просила. Впрочем, таяла не она одна. Поклонницами Кузиного голоса и других не менее замечательных достоинств являлись многие девочки. Да и как могло быть иначе? Кузя был начитан, воспитан и обходителен, со школы избрал здоровый образ жизни, не отравляя окружающую среду и жизнь учителей табачным дымом и, в отличие от гормонально-невоздержанных прыщавых одноклассников, не зажимал девчонок в углах на вечеринках. Ну, разве что иногда, поднимаясь по лестнице, галантно пропускал перед собой некоторых девиц в особо коротких юбках. А кто бы не пропустил? К тому же — исправно посещал школьные комсомольские мероприятия и не модный тогда теннисный корт, демонстрируя на собраниях — идеологическую подкованность, а на спортивной площадке — снежно-белые кроссовки и дорогую ракетку, присланные с оказией папой — ответственным совзагранработником, большую часть жизни посвятившим тяжелому служению родине во враждебном западноевропейском окружении. В компании Кузя пил в основном сок и минеральную воду, воздерживался от чрезмерного употребления мяса и неумеренного секса и, в результате, вопреки посягательствам многочисленных охотниц, на подходе к сорокалетнему юбилею продолжал оставаться «ну очень перспективным женихом».