Яков Шехтер - Любовь и СМЕРШ (сборник)
- Название:Любовь и СМЕРШ (сборник)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Яков Шехтер - Любовь и СМЕРШ (сборник) краткое содержание
«Яков Шехтер как художник настолько наблюдателен, что умеет находить шекспировскую коллизию в обыденном соре и дрязге жизни. Разночинная, просторечная стихия его прозы оказывается пронизанной нервной сетью такой чувствительности и густоты, что, кажется, тронь эту оболочку, и на ней выступит капелька крови. На дне многих его сюжетов дремлют раскольниковские страсти».
Валерий Сердюченко, профессор литературы Львовского университета
Любовь и СМЕРШ (сборник) - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Он перевел взгляд на ее грудь, довольно отмечая, как румянец стыда заливает красоткино лицо.
Черновицкий вернулся в гостиницу под утро. С наслаждением, глубоко втягивая холодный кондиционированный воздух, прошелся по мягкому ворсу ковра и, беспорядочно разбрасывая одежду, устремился в душ. Самолет домой, в Москву, уходит в шесть вечера, можно было совершенно роскошно поспать и поработать. Мелодия главной темы еще не оформилась окончательно, но уже висела тучкой у виска, обещая вот-вот разразиться благодатным ливнем на нотные линейки.
«Ну и темперамент у этой Берты, — думал он, крутясь под колючим душем. — Отдача, как у пушки. Хоть по Парижу пали!»
Черновицкий завернулся в полотенце и, оставляя за собой мокрые следы, вышел из ванной.
«А вообще, забавно получилось. Хоть и не стоило так явно гнать пургу, но все равно — забавно. Особенно с этим напыщенным журналистишкой. Простой, как карандаш без резинки, а кочумает за троих».
Он бросил полотенце на пол и, не стесняясь наготы, подошел к окну. Тело у него еще хоть куда, выпуклые мышцы груди, поджарый живот. Лыжи, Сандуны, правильное питание.
«Вторичность, вторичность — вот основная проблема провинции. Но тексты у Берты забавные. Ей бы в Москву, может быть, тогда и взлетела…»
Рукопись Берты, аккуратно свернутая в трубочку, лежала на краю стола. Черновицкий подхватил ее и, не целясь, бросил в корзинку для мусора.
«Не горят, говорите… Может, и не горят. Жаль, что про авторов такого не скажешь. Искусство — оно как бой гладиаторов. Побеждает сильнейший. Вот такая простая истина…»
Он с удовольствием похлопал себя по крепким ягодицам.
«Понятие „культурный“ человек» включает в себя и культурное тело. Кто сказал? Не помню, но сказал хорошо.
В смысле культуры Израиль, конечно, провинция. Типа Воронежа или Самары. Жратвы только больше. Но и гонору… Я ведь для них Мастер, мэтр из столицы. Им со мной за один стол сесть — как ангела встретить. Чего ж они гоношатся, как пристебнутые. Неужели эти второсортные лабухи искренне считают себя избранным народом?
А Берту жаль. Связалась, дурочка, с Межировым, тот сам увяз и ее за собой тащит. Фамилия, однако… Псевдоним нужно брать с такой фамилией.
Черновицкий замер.
«Вот оно, ну конечно, как сразу не догадался. Ми мажор, просто перейти в ми мажор!»
Мелодия созрела окончательно. Он выхватил из «дипломата» ручку, распахнул роскошный кожаный блокнот с тисненой надписью на обложке «Михаил Черновицкий» и, словно воробьев на проволоку, принялся усаживать ноты вдоль ровных полосок линейки.
Перед окном гостиницы перевернутый полумесяц баюкал в своей колыбели молодую звезду. Два патрульных вертолета, пригнув носы к земле, будто поисковые собаки, плыли над побережьем. За желтой полосой пляжа медленно и важно шевелилось Средиземное море.
Оставшись одна, Берта забросила грязную посуду в раковину, — полежит до благоприятной минуты, не скиснет — поставила Пятый бранденбургский и улеглась на тюфячок. Курила, глубоко затягиваясь, подолгу задерживая дым в легких.
«Мне хорошо, — думала Берта. — Мне нравится эта квартира, и этот город, и эта страна. У меня много друзей, хорошая работа, мне пишется и любится. Я счастлива, счастлива, счастлива…»
Голубые завитки дыма медленно поднимались к потолку, неслышно растворяясь в полумраке. Берта всматривалась в причудливые клубки и разливы, с легкостью выделяя знакомые очертания. Голубой дом с замирающими на сквозняке голубыми занавесками, голубой порог перед голубой дверью, а за порогом, смущаясь, переминается с ноги на ногу голубой ангел с лицом Аркадия, и в руках его бьется и трепещет пионерский костер.
Царь, царевич, сапожник, портной
Эдуарду Бормашенко
— У прошлого есть одно большое достоинство: его невозможно изменить. — Велвл откусил солидный кусок булки и тут же глотнул кофе из кружки с замысловатым вензелем на боку. В холодном воздухе Цфата кружка курилась, словно маленький вулкан.
Вокруг столика миниатюрного кафе на самом склоне горы сидели четверо: марокканский еврей Эди Азулай в крохотной вязаной кипе, кокетливо прикрывающей стартовую площадку плеши; Велвл — бреславский хасид с пейсами, толстыми, словно корабельные канаты; пламенный хабадник Ури и я. Столик упирался в перила террасы, за которыми сразу начиналось огромное светящееся пространство утра, убегающее к Кинерету. Слева, на более пологом отроге, желтело кладбище каббалистов; справа нависала Галилея, осыпанная зелеными купами олив.
— Оно словно фотография, — Велвл отставил пустую кружку, — можно увеличить, размножить, развернуть, но изменить — увы.
— Замечательно можно, — Азулай, словно отвечая на вызов, со свистом втянул кофе из одноразового стаканчика. — Размножить, развернуть, подклеить, затушевать, вырезать, прибавить, исказить. Запросто.
— Тогда это уже не прошлое, а другая реальность. Вранье, попросту говоря. Художественная литература.
— Факты сами по себе не имеют никакого значения, — вмешался Ури. Кофе он давно допил и наслаждался первой сигаретой. — Какая нам разница, взяли французы Акко или утерлись несолоно? Главное — какой личный урок вынес ты, товарищ, из египетской кампании Наполеона. Изменился ли к лучшему или жируешь по-прежнему?
Сигарета кончилась. Ури утопил окурок в кофейной гуще, оставшейся на дне стакана, и по своему обыкновению поблагодарил Ребе.
— Да здравствует Ребе — наш повелитель, Ребе — наш учитель, Ребе — святой Машиах!
То обстоятельство, что самого Ребе уже шесть лет как не было в живых, совершенно не смущало Ури. Для настоящего хасида такие мелочи не имеют никакого значения. Кроме того Ури искренне верил, что на самом деле Ребе сейчас скрывается в Галилейских горах, прячась от осаждавшей его паствы, словно рабби Шимон бар Йохай от римлян.
— Значит, все-таки есть настоящая история и есть придуманная, — Велвл довольно улыбнулся. — Настоящая состоит из подлинных свидетельств верных свидетелей, а всякую другую строчат всякие другие. Что бы мы знали про Ари Заля, — он кивнул головой в сторону кладбища, на желтом фоне которого чернели молящиеся возле могилы Ари, — если бы не Хаим Виталь? Так, россыпь забавных историй, одна половина которых искажена, а другая придумана. Та, что я собираюсь рассказать — абсолютная правда. Ее передают из уст в уста здесь в Цфате на протяжении трех веков.
— Из уст в уста? — иронически хмыкнул Азулай. — В лучшем случае из уст в уши, а в худшем …
— Нет-нет. Тут все проверено. Сумасшедшие, объявляющие своего Ребе Машиахом, руки к ней не приложили.
Я бросил взгляд на Ури. Александр Македонский, как известно, великий полководец…
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: