Антон Тарасов - Сказки PRO…

Господи, признаюсь честно: я бы от мороженого в тот момент не отказался.

Как и оттого, чтобы пострелять в тире. Ничего кровожадного, просто интересно. Пиф-паф. Но моим уделом была крапива и лебеда. За аттракционом-катапультой была уже целая гора надерганных сорняков. Она наверняка была видна оттуда, сверху, и пейзаж отнюдь не украшала.

— Это еще ничего, — видя мое удивление, лениво прокряхтел Павел, когда отец и сын ушли дальше, к тиру. — Самое страшное, когда бабы на аттракцион залезают. Тяпнут малость в кафе и сюда, типа смелые они, нах*й. Сядут в раскоряку, подлетают наверх, орут, аж страшно становится, и матом, и просто дерут горло. Орут, что юбки задираются, руками держат, а нужно за перила держаться, кому говорят. Пару раз по морде получал от них.

— За что?

— За то, что якобы о чем-то не предупреждал.

Мои глаза вновь скользнули по табличке, гласившей: «Аттракцион предназначен для детей старше пяти лет».

— И нах*ра ты расх*рачил эту х*ровину? — мама мальчика лет трех или четырех курила, прислонившись к ограждению и с недоумением смотрела, как ее сын разбирает по частям игрушку, большую бабочку, которую нужно было везти за собой, как тележку, тогда бабочка махала крыльями и издавала какие-то нечеловеческие стоны.

То, что капля никотина убивает лошадь — чистейшей воды правда. Но эту мамашу с цигаркой, судя по ее габаритам, никакой никотин в жизнь не взял бы. Ребенок изредка поднимал голову и глядел на то, как мама делает очередную нервную затяжку и выпускает из носа колечками дым.

Я стоял и тоже на это смотрел. Это был мой второй день в костюме хомяка. Первый день прошел в каком-то безумном водовороте — наверное, был я не хомяком, а белкой в колесе. А еще за день до этого директриса вызвала меня к себе и поставила перед фактом: мол, не нужно им столько разнорабочих в сезон — сколько столько, если я был один-одинешенек в парке? — и выхода другого нет, как увольнение по собственному желанию, причем, сейчас же, незамедлительно. Мгновенно пропало желание думать о выдернутых сорняках, высаженных кустарниках, убранном мусоре, прочищенных канавках в парке. На первый план вышли эмоции.

— Как это по собственному желанию, если такового желания не имею, и в ближайшее время иметь не планировал? — возмутился я.

Директриса призадумалась. Видимо, такая простая мысль ей в голову по совершенно неизвестной причине не приходила.

— Есть выход! — вдруг удивленно заметила она. — У нас не хватает аниматоров. А ты представляешь, как важны аниматоры для такого парка, как наш? Это совсем другой уровень, я бы сказала, что даже европейский.

«Да, европейский, — с грустью подумал я. — Только запах от синих кабинок и стоимость их посещения отнюдь не европейские. На американских горках кататься невозможно, люди носы затыкают».

— Я — аниматор?

— Между прочим, главное не внешность, главное душа, правильный настрой, желание развлечь детей, да и взрослых тоже, подарить им отличное настроение!

Господи, прости, но о хорошем настроении мне говорила та, которая секунд за пятнадцать до этого предлагала мне найти в себе собственное желание для того, чтобы уволиться. Господи, как быстро меняются люди, если в них просыпаются финансовые интересы. Не это ли продажа совести? Впрочем, прости, Господи, даже думать о таком грешно. Не мое дело судить. И не судим буду.

— Ну? — директриса смотрела в глаза, как будто стараясь загипнотизировать, — аниматором?

Господи, что за привычка у людей любое покачивание головой, демонстрирующее скорее волнение или сомнение, принимать за согласие, окончательное и бесповоротное. Вот так, из простого разнорабочего одним неверным движением я сделался аниматором. Потрясающая трансформация, не так ли?

Женщина докурила сигарету, небрежно бросила окурок в урну. Окурок до урны не долетел и упал на дорожку. Женщина поморщилась.

— Мама, кататься, — осторожно сказал мальчик, осматривая обломки от игрушки.

— Кататься он хочет! Ага, так и побежала! Кататься! — она поправила юбку, нелепо выглядевшую на ее арбузовидном теле, и крикнула. — Вон, с белкой побегаешь, а я отдохну.

Наклевывалась работа, упускать ее было ни в коем случае нельзя.

— Женщина, я не белка, я хомяк. Оплата почасовая. Займу вашего ребенка, пока вы отдыхаете, присмотрю за ним.

Ничего не отвечая мне и ничем не выдавая свою во мне заинтересованность, дама нехотя поплелась к кассе.

— Мне вон того хомяка, — она показала на меня пальцем, что выглядело малоэстетично и презрительно. — Я его беру на два часа вон для того мальчика. Надеюсь, мне не придется волноваться за своего ребенка? Дайте, в конце концов, отдохнуть, у меня один выходной. И если вы чем-нибудь мне его изгадите, то, ей богу, я нажалуюсь на вас куда следует.

В кассе произошла какая-то заминка. Кассирша взяла купюру, но чек пробивала долго, очевидно, рассчитывая сдачу.

— Я не поняла, есть какие-то проблемы? Только я пришла, а уже проблемы? Я сказала, что беру хомяка на два часа. Что еще нужно? Паспортные данные?

Получив, наконец, квитанцию — обыкновенный приходно-расходный ордер, на котором красным фломастером было написано «Хомяк 2 ч.» — она подошла и брезгливо вручила его мне.

— Андрюша, поиграй с хомяком, а мама отдохнет. Твоя мама устала.

Мальчик боязливо подошел. Сломанная игрушка перестала его интересовать. Он нашел новую, куда более привлекательную для него, очевидно потому, что живую и говорящую. Мать же ретировалась почти сразу, продолжая возмущаться непонятно на что и обвинять кого-то непонятно в чем. Господи, спаси и направь на путь истинный вечно недовольных!

— Хомяк, — тихо сказал мальчик.

— А тебя как зовут?

— Андлей. А ты хомяк.

— Да, хомяк, — улыбаясь, подтвердил я, — будем в догонялки или в прятки? Только, чур, за площадку не убегать, а то твоя мама нас накажет.

Мальчик при упоминании о наказании начал переминаться с ноги на ногу.

— Плятки, — очень тихо сказал он.

— Хорошо, прятки. Я считаю до пяти, а ты прячься, я буду тебя искать.

Только прячься на площадке, никуда не уходи. Я подглядывать не буду, обещаю. Итак, раз, два…

По правде говоря, на площадке прятаться было особо некуда. Небольшая поляна, кусты, качели, две скамейки, несколько деревьев да большая горка с крутым подъемом наверх и длинным спуском в виде двух вставленных друг в друга широких пластиковых труб. Конечно, я подглядывал: во-первых, ребенка нельзя было терять из виду, а, во-вторых, плюшевые лапы хомяка пропускали свет, и сквозь них было видно почти все.

— …три, четыре, четыре с половиной, четыре с половиной и четвертью. Пять!

Я иду искать, кто не спрятался, я не виноват!

Сквозь свои плюшевые лапы я отчетливо видел, как мальчик промчался по площадке, попытался спрятаться за одном из деревьев, но, сообразив, что его ствол слишком тонкий, юркнул в кусты. В отличие от всех других мест в парке, на площадке в качестве кустарника был высажен не шиповник. Изображая деловитый поиск, я обошел несколько раз вокруг деревьев, заглянул под горку, развел руками в недоумении. Должно быть, это получилось у меня весьма артистично — из кустов послышался сдавленный тихий смех.