Пол Мюррей - Скиппи умирает

— Прекрасная идея, — повторяет Говард.

— Прекрасная! Значит, займетесь этим?

— Я? Чем?

— Вот и отлично! — Труди, запиши, что Говард согласился стать “брендовым историком” для нашего концерта.

Вновь усевшись за стол, Автоматор поправляет большую кипу бумаг.

— Что ж, спасибо, что зашли, Говард, я… А! — Тут Труди наклоняется и, что-то прошептав, показывает ему что-то на своем пюпитре с записями. — Вот еще что, Говард. У вас во втором классе есть некий Джастер — Дэниел Джастер?

— Да, есть такой.

— Я хотел кое-что спросить у вас о нем. Сегодня с ним произошла одна неприятность на уроке французского у отца Грина — его вырвало.

— Я что-то слышал об этом.

— А что это за мальчик, Говард? Священник задает ему вопрос — а он вдруг заблевывает весь класс?

— Он… Ну, он… — Говард раздумывает, пытаясь вызвать в своей памяти нужный образ из тридцати скучающих лиц.

— Кажется, он называет себя “Слиппи”. Почему это? Он что — скользкий тип, так, что ли?

— Да нет, кажется, кличка у него Скиппи.

— Скиппи! — насмешливо повторяет Автоматор. — Ну, это еще более бессмысленно!

— Но это, кажется, кличка кенгуру из телефильма, разве нет?

— Кенгуру? — переспрашивает Автоматор.

— Ну, понимаете, у него неправильно растут зубы, и когда он говорит, то иногда издает такие особые звуки, и вот некоторым ребятам кажется, что они похожи на звуки, которые издают кенгуру. Когда разговаривают с людьми.

Автоматор смотрит на него так, словно Говард вдруг заговорил на неведомом языке.

— Хорошо, Говард. Давайте на минутку оставим кенгуру. А что сам мальчик? С ним когда-нибудь бывали сложности?

— Нет, он неплохо учится. А в чем дело? Неужели вы думаете, что он это нарочно подстроил — чтобы его стошнило?

— Я ничего не думаю, Говард. Просто хочу убедиться в том, что мы ничего не упустили из виду. Джастер живет в одной комнате с Рупрехтом Ван Дореном. Мне не нужно рассказывать вам, что он из наших лучших учеников. Он один поднимает наш средний годовой балл на шесть процентов. И нам не нужно, чтобы с ним что-нибудь произошло из-за общения с подозрительными элементами, и так далее.

— Мне кажется, по поводу Джастера точно волноваться не стоит. Он, может быть, немножко мечтатель, но…

— Мечтателей мы здесь тоже не слишком поощряем, Говард. Реальность — вот что нам нужно. Действительность, объективные, эмпирические истины. Вот что стоит у них в экзаменационной программе. Когда идешь сдавать экзамены, никому не интересно, каким сумасшедшим мечтам ты предавался накануне вечером. Экзаменаторам нужны неопровержимые факты.

— Я имел в виду другое, — возражает Говард. — Просто мне совсем не кажется, что он представляет какую-то угрозу. Если вы этим обеспокоены.

Автоматор смягчается:

— Возможно, вы правы, Говард. Может быть, он просто съел несвежий бутерброд. Но все равно, не стоит пускать дело на самотек. Поэтому я и хочу, чтобы вы с ним побеседовали.

— Я? — У Говарда второй раз за последние пять минут екает сердце.

— Я бы отправил его, как обычно, на беседу к советнику по воспитанию, но отцу Фоули на этой неделе делают дренаж среднего уха. А вы, похоже, неплохо осведомлены об этом ученике, и к тому же, я знаю, ребята хорошо к вам относятся…

— Не думаю, — быстро вставляет Говард.

— А я в этом уверен. Вы ведь молоды — и они видят в вас человека, которому можно довериться, вы для них вроде старшего брата. Но поговорить с ним нужно неформально. Так, просто парой слов перемолвиться. Так сказать, померить ему температуру. Если его что-то тревожит, нужно успокоить его. Может быть, все в порядке. И все-таки лучше убедиться, что это так. Ведь мы же не хотим, чтобы все узнали о том, что у нас детей тошнит прямо на уроках? Всему свое время и место, но в классе этого быть не должно. Говард, вы бы могли спокойно преподавать, если бы учеников постоянно рвало на уроках?

— Не мог бы, — угрюмо признает Говард. — Хотя если то, что я слышал, правда, вам имело бы смысл разговаривать не с Джастером, а с отцом Грином.

— М-м-м. — Автоматор ненадолго погружается в свои мысли, вращая в пальцах перьевую авторучку. — Это верно, на уроках Джерома порой творится сущее безобразие. — Он снова умолкает, стул поскрипывает под ним. Автоматор, подавшись вперед и как бы обращаясь к портрету своего предшественника, продолжает: — По правде говоря, Говард, для всех было бы только лучше, если бы святые отцы из ордена начали потихоньку удаляться в тень. Не желаю никого из них обидеть, но суровая правда такова: в области образования они — устаревшая технология. К тому же, пока они здесь, родители нервничают. Сами они не виноваты, конечно. Но раскройте любую газету — каждый день всплывает очередная жуткая история, а от грязи потом трудно отмыться, вот в чем беда.

Это правда: за последние десять с лишним лет беспощадная череда скандалов и разоблачений — тайные любовницы, хищения и — в каком-то чудовищном, непостижимом масштабе — растление детей, — все это свело почти к нулю ту власть, которой Церковь обладала в стране раньше. Орден Святого Духа остается одним из тех немногих орденов, которых не коснулся позор, — собственно, благодаря его роли при одной из лучших частных школ в эпоху неслыханного накопления богатств и еще более неслыханного расточения этих самых богатств, орден сохранил определенный престиж. Тем не менее все священники лишились еще недавно казавшихся обычными прав — например, провожать детишек домой после хорового пения.

— Оборотная сторона хорошего бренда — это необходимость всячески защищать его, — говорит Автоматор, снова развернувшись в кресле лицом к Говарду. — Нужно проявлять бдительность и бороться с теми идеями или ценностями, которые противоречат философии твоего бренда. Сейчас Сибрук переживает сложные времена. Поэтому, Говард, я хочу быть уверенным, что все поют гимн, глядя в один и тот же листок со словами. Сейчас как никогда мы должны следить за тем, чтобы все, что мы делаем, вплоть до последних мелочей, делалось по-сибрукски.

— Согласен, — с запинкой произносит Говард.

— Ладно, Говард, с нетерпением буду ждать новостей о налаживании обратной связи с нашим другом. И я рад, что мы с вами поговорили. Если все будет складываться так, как мной задумано, то, полагаю, вас ждет здесь большое будущее.

— Спасибо, — благодарит Говард, поднимаясь.

Он раздумывает, не нужно ли пожать и.о. руку, но Автоматор уже переключил свое внимание на что-то другое.

— До свиданья, Говард. — Труди скромно поднимает на него глаза, а когда он тяжелыми шагами выходит из кабинета, быстро ставит галочку на своем пюпитре с записями.

Карл и Барри торчат весь обеденный перерыв на игровой площадке для младших классов, пытаясь раздобыть новые таблетки. Это черт знает что. Спрашиваешь этих ребятишек — они смотрят на тебя так, как будто не понимают, на каком языке ты говоришь, а Карл и Барри за лето, похоже, напрочь забыли их язык. И все они ведут себя как дурачки, так что даже не сразу поймешь, кому из них могли прописать таблетки. Проходит полчаса, а у Барри всего одна таблетка, да и та может оказаться мятной. Он уже не на шутку разозлен. Карлу становится жалко, что он выбросил тогда все их таблетки! Он уже не помнит, зачем это сделал: иногда он и сам не знает, почему делает что-то. Он думает о том, что девочка-Леденец будет ждать его сегодня вечером, а он не придет.