Леонид Пантелеев - Верую…

— Прости меня, Верунчик.

Она быстро подошла, села рядом.

— Лежи, лежи, Сергуня.

И прежде чем он взял ее руку и прижал к губам, она поцеловала его в лоб и в серебрящийся ежик.

— Устал… Бедненький. Ну, что, как? Рассказывай.

— Был… разговор.

— С государем?

— С государем и государыней.

— Что-нибудь серьезное?

— Боюсь, что твоего Сергуню посадили на бочку с порохом.

— Что это значит? — встревожилась она. — Новое назначение?

— Нет. Я остаюсь командующим округом, но Петроградский округ выделяется из Северного фронта в особую единицу, а мне при этом даются очень широкие полномочия… Пожалуй, даже слишком широкие.

— Что ты хочешь сказать?

— А то, что я отвечаю теперь за все. За продовольствие. За работу заводов и фабрик. За спокойствие в городе и окрестностях…

Вера Павловна вздохнула — скорее с облегчением.

— А я боялась…

— Чего ты боялась, мышка?

— Твое недвусмысленное отношение к покойному «старцу»… Ведь об этом не могли не знать.

— Разумеется. Ты права. Не могли. Даже, вероятнее всего, знали. Но, представь, у меня оказалась «рука» — и, пожалуй, не менее могущественная, чем рука Распутина.

— Кто это? О ком ты говоришь?

— Александр Дмитриевич Протопопов.

— Вот уж не ожидала!

— Чего ты не ожидала? Такой подлости?

Он лежал, полузакрыв глаза, поглаживая ее руку.

— А ты что делала, губернаторша?

— Ничего. Ждала тебя. Говорила по телефону с портнихой.

— Тата не звонила?

— Нет, — коротко ответила Вера Павловна. И, проведя еще раз рукой по колючим волосам мужа, сказала:

— Все-таки, и думаю, тебя можно поздравить.

— Ох, милая, сказал он, — давай подождем. Честно говоря, лучше бы мне дали командование фронтом.

— Ты думаешь, лучше? Легче?

— В тысячу раз. Там враг — впереди. За спиной — тыл. А тут опасность — и спереди, и сзади, и под тобой, и над тобой…

Она молчала, думала.

Он еще раз приложился губами к ее руке и с подчеркнутой легкостью стареющего военного вскочил, сделал два выброса рук в стороны и потянулся к мундиру.

— Ну, что ж, ваше превосходительство, — сказал он, застегивая на животе пуговицу, — взялся за гуж — надо работать.

Рабочие Петрограда! На некоторых заводах столицы рабочие призываются к забастовке в день открытия Государственной Думы с тем, чтобы скопом пойти к Таврическому дворцу для предъявления политических требований. Истинный сын Родины на это не пойдет… Тот, кто бастует теперь, изменяет своему Отечеству, предает своих братьев, находящихся в окопах… Тем же, кто останется глух к моему обращению, я напоминаю, что Петроград находится на военном положении и что всякая попытка насилия и сопротивления законной власти будет немедленно прекращена силой оружия.

Сестрорецкий Разлив.

23. VI. 1957 г.

Простите, тов. Маркевич, что с таким чудовищным опозданием отвечаю на Ваше письмо. Так сложились обстоятельства — не мог.

Благодарю Вас и за подробный рассказ о себе, и за обещание прислать новые документы 1918–21 гг. Если они Вам и в самом деле не нужны — пришлите, пожалуйста. Мы, пишущая братия, собираем все, что подвернется под руку, памятуя о том, что и веревочка в нашем деле может пригодиться.

«Республика Шкид» (вышедшая, кстати, впервые не в начале 20-х годов, а в 1927 году) включена в издательский план 1958 года. Таким образом появилась маленькая надежда, что после тридцатилетнего перерыва книга вернется к читателю.

Простите, что обращаюсь к Вам не по имени, — под рукой нет Вашего первого письма, а во втором Вы имени и отчества своего не указали.

Желаю Вам хорошего!

«Перекоповский Волисполком

Роменского у. Полтавской губ.

26. IX.1921 г.

№ 1710

Предъявитель сего есть гражданка, проживающая в селе Перекоповка Роменского уезда Полтавской губернии, Наталья Сергеевна Маркевич, 30 лет, грамотная, при которой находятся дети, сын 9 лет и дочь 7 лет, что и удостоверяется.

«Перекоповский Волостной Ревком

Февраля 10 дня 1920

№ 341

Новопетровскому сельскому

Революционному комитету

Проживающая в х. Новопетровке Наталья Сергеевна Маркевич обратилась с просьбой в комитет оказать ей помощь как в продовольствии, так равно и в топливе, почему волостной комитет, входя в положение ея, предлагает в свою очередь Вам оказать этой просительнице помощь, как в хлебе, так равно и в топливе, если только возможно, так как она жительница х. Новопетровка, а потому и должно быть от Вас удовлетворение.

И — крупная, когда-то черная, а сейчас рябая серая печать с серпом и молотом.

Посылая эту бумажку и объясняя ее происхождение, Наталия Сергеевна рассказала, в каких условиях жило и работало в те годы сельское учительство:

«Зарплату мы получали то „керенками“, то „карбованцами“ и „ш агами“ (копейки), но во всех случаях эта зарплата была мизерна. Большинство педколлектива было из духовенства, местные, следовательно, экономически обеспеченные. А мне, как пролетарке, не имевшей никакой собственности, комбед выдавал паек: зерно или муку, ячмень или что-нибудь другое… Я состояла в комитете бедноты, и так как село по многу раз переходило из рук в руки, часто приходилось где-нибудь пережидать…»

«Благодарю Вас за сердечное обращение, за внимание — в старости это особенно ценишь.

Приятно было узнать, что есть надежда вновь перечитать „Республику Шкид“,

Пригодились ли Вам моя „веревочка“, которую я Вам послала?

Мне пришлось в 1955 году побывать в глубинном районе Вологодской области, и меня удивила разница в отношении колхозников к своему труду. Там смотрят на работу в колхозе как на принудиловку, а больше тянутся к своему приусадебному участку, а здесь сокращены участки до 0,20 га и даже пенсионеры усердно ходят на работу.

В этом году большой урожай вишен и яблок.

P. S. За это время я прочитала сочинение Виноградова «Три цвета времени» о Стендале-Бейле и книгу Н. Чуковского «Балтийское небо». Эта, последняя, захватила меня, в некоторых местах невольно навертывались слезы, хотя я и не из плаксивых. Я свои слезы давно выплакала (когда-нибудь расскажу)…

Но, позвольте, скажет читатель. Доколе же можно?! Начали рассказывать о генерале Хабалове, а говорите уже полчаса о какой-то пенсионерке-учительнице из Россоши! Где тут связь?