Юрий Брайдер - Миры под лезвием секиры. Между плахой и секирой

Верка кое-как отдышалась и теперь бежала сама, хотя ее продолжали поддерживать с двух сторон Зяблик и Смыков. Лилечка неизвестно какими усилиями воли продолжала держаться впереди, а обязанности замыкающего принял на себя Цыпф. Ему полагалось как можно чаще оглядываться и в случае возникновения каких-нибудь чрезвычайных обстоятельств (резкого ускорения темпа погони, появления у противника свежих сил, подготовки лучников к залпу) своевременно информировать об этом остальных членов ватаги.

Слева от них все шире разливалась река, а справа опять подступал лес, оставляя для прохода лишь узкую полоску берега. Аггелы с бега постепенно перешли на легкую рысцу, то же самое по команде Цыпфа проделали и преследуемые. Оба отряда по-прежнему разделяло метров восемьсот — дистанция, в несколько раз превышающая полет стрелы.

— А не хитрят ли они? — произнес Смыков с подозрением. — Нарочно нас придерживают, пока другие в обход леса бегут.

— Пусть бегут, — тяжело отдуваясь, буркнул Зяблик. — Тут уж ничего не попишешь. Пока силы есть, будем драться.

— А потом?

— А потом в реку бросимся. Чапаев под пулеметным огнем до середины Урала доплыл. А здесь как-никак Евфрат… Божья река… Может, кто и спасется…

— Дался вам этот Евфрат, — поморщился Смыков. — Не могли какое-нибудь достойное название придумать. Без религиозной подоплеки…

— Какое? — Зяблик через плечо мельком глянул на аггелов, все еще продолжавших висеть на хвосте ватаги, но что-то подрастерявших былую агрессивность. — Пролетарка? Октябрина? Комсомолка? А может, Смыковка?

— Опять вы, братец мой, утрируете!

— Ничего подобного. Имею массу жизненных примеров. Однажды попал мне в руки сборник законов Верховного Совета за шестьдесят четвертый год. Половина законов там как раз и касалась переименований. Ухохотаться можно. Деревня Блядово в Победное. Ракоедовщина в Славное. Поселок Рыгаловка в Советск. Реку Смердечку в Розовку. Озеро Могильное в Первомайское. Даже хутор Нью-Йорк почему-то переименовали. Представьте себе, в Новый Быт. Какая тут логика?

— А какая логика в том, что это гадкое место Эдемом назвали? — голосок Лилечки дрогнул. — Скоро все листья, которые на мне висят, развалятся. Разве это хорошо?

— Ну не скажи… — многозначительно произнес Зяблик. — Я лично в этом ничего плохого не вижу.

— А я вот что предлагаю! — уже и Верка повеселела. — Если спасемся, так и назовем речку Удачей. А нет — пусть Смыковкой остается.

— Я попрошу… — начал было Смыков, но закашлялся, подавившись на бегу какой-то мелкой летающей тварью.

— А где же наш Толгаюшка пропал? — опечалилась вдруг Лилечка.

— За Чмыхало не переживайте, — авторитетно заявил Зяблик. — Он калач тертый. Видите, аггелов наполовину меньше стало… Его работа, по почерку вижу. Ты, Лева, веришь мне?

— Хотелось бы, — вздохнул Цыпф.

Болтая таким образом и все время посматривая назад, они как-то забыли про остальные стороны света. Поэтому человек, внезапно возникший на их пути, был воспринят ватагой как весьма неприятный сюрприз. Лилечка взвизгнула, Верка выругалась, остальные приготовили оружие к бою.

Свободное от деревьев пространство здесь резко расширялось, образуя довольно обширную поляну, с трех сторон ограниченную лесом, а с четвертой — рекой. Незнакомый человек стоял на противоположной стороне этой поляны, у самой воды, как бы загораживая уходящую вдаль узкую тропку.

Как истинный обитатель Эдема, он был совершенно гол, да и богатырским телосложением напоминал Рукосуева, только ростом немного уступал. Лицо незнакомца казалось отрешенным, а выражение глаз отсюда нельзя было разобрать. В левой руке он сжимал какой-то черный клиновидный предмет.

— Здравия желаю, — на всякий случай поздоровался Смыков.

Голый человек внимательно посмотрел на него, но ничего не ответил.

— Не уважает, — тихо молвил Зяблик. — Дай лучше я с ним покалякаю… Эй, приятель, нам мимо тебя пройти надо. Тут, понимаешь, небольшая заварушка назревает… Хотят некоторые проверить, в чем наша душа держится. Мы вообще-то люди не пугливые, да уж больно много их. Потому, само собой, и рвем когти.

Ответа опять не последовало, хотя голый детина, казалось, ловил каждое слово Зяблика.

— Может, он глухонемой, — пожал плечами Зяблик. — Или русского языка не понимает… Пошли, может, все и обойдется. Мы его не трогаем, и он пусть не лезет.

Они осторожно пересекли поляну. Позади уже явственно слышался топот приближающихся аггелов.

— А если… ножик ему под ребро, — шепотом предложил Смыков. — Уж очень подозрительный тип. Не внушает он мне доверия. Да еще камень в руках держит.

— И это говорит бывший работник правоохранительных органов! Ай-я-яй! — покачал головой Зяблик. — Не-е, про это я уже думал. Он ножик вместе с рукой оторвет. Помнишь, как меня в тот раз Рукосуев мотанул? С такими только знаменитому Дону Бутадеусу силой меряться.

— Стойте! — резко приказал загадочный незнакомец.

— Но мы же вроде договорились! — заканючил Смыков. — Пропустите, пожалуйста.

— В сторону, — голос был подчеркнуто бесстрастен, но глаза — черные, с расплывшимися на всю роговицу зрачками — дико поблескивали, словно в них белладонны закапали.

— Лева, тебе решать, — негромко сказал Зяблик.

— Я бы подчинился, — ответил Цыпф. — По-моему, у этих людей нелады с аггелами. А как известно, враг моего врага…

— И мне тоже может оказаться врагом, — закончил Зяблик, однако первый сделал шаг в сторону.

Держась опушки леса, они отошли от берега шагов на десять. Верка и Лилечка, спрятавшись за куст, занялись починкой своих изрядно обветшавших нарядов, а мужчины, не зная, как быть — готовиться к схватке с аггелами или улепетывать в лес, — топтались на одном месте.

— Сидеть! — последовало новое лаконичное распоряжение.

— Ты Жучкой своей командуй! А тут как-никак люди! — огрызнулся Зяблик, но сел, по-турецки скрестив. ноги.

— Вы Рукосуева знаете? — спросил Цыпф ни с того ни с сего.

— Знаю, — все так же сдержанно ответил строгий незнакомец.

— Привет ему передавайте! — Цыпф многозначительно переглянулся с Зябликом.

— Обязательно.

— А вас самих как зовут?

— Эрикс.

— Вы не русский?

— Что? — знакомый Рукосуева так глянул на Цыпфа, что тому сразу стало не по себе.

— Нет, ничего… — растерянно пробормотал Лева. Этот странный Эрикс между тем занялся делом — несколькими ударами своего камня, формой напоминавшего примитивное рубило, отделил от дерева увесистый сук, расщепил конец, засунул туда камень (получилось что-то вроде первобытного топора) и принялся крест-накрест обматывать его гибкими прутьями лозы. Делал он все это сноровисто и быстро, словно солдат, увязывающий свою видавшую виды скатку.