Юрий Брайдер - Миры под лезвием секиры. Между плахой и секирой

Что-то желтое, полупрозрачное, как вечерние сумерки, и в то же время ощутимо-материальное, медленно накатывалось справа, словно сахар, растворяя в себе бетон, стальную арматуру и сеть трубопроводов. Вместо потолка над головой теперь было что-то вроде мутной воды, странным образом не проливающейся вниз. Неясные изломанные силуэты скользили там. Стало трудно дышать. Неизвестно откуда посыпались мохнатые двуногие твари величиной с кошку. Тревожно попискивая, они расползались во все стороны, путаясь в ногах и, как репей, цепляясь за брюки.

Место, где сейчас находилась ватага, уже нельзя было назвать туннелем. Его вообще нельзя было никак назвать. Все превратилось в тягучий сироп, и люди барахтались в нем, как мухи. Каждое движение давалось с величайшим напряжением. Все звуки, за исключением назойливого монотонного гудения, пропали. Исчезли также понятия верха и низа. И все же в этой странной среде ощущалось какое-то неуклонное круговое движение, засасывающее внутрь, как водоворот. Люди могли видеть друг друга и неясные очертания скользящих мимо предметов — не то лишенных листвы древесных стволов, не то изуродованных трупов каких-то глубоководных существ.

Ни с того ни с сего Лева Цыпф вдруг вспомнил, что нечто подобное он уже испытал однажды, когда, завершив совместно с Зябликом и Смыковым распитие знаменитого «влазного», вдруг ощутил себя бестелесной частицей мироздания, плывущей по волнам эфира неизвестно куда и зачем.

Потом Цыпфу показалось, что за ним кто-то внимательно наблюдает. Он даже мог поклясться, что видит сквозь толщу желтого сиропа две пары человеческих глаз. Глаза были, безусловно, детские, наивные и любопытные одновременно — но такие огромные, что сам он отражался в них темной точкой, крохотной, как маковое зернышко. Еще в этих глазах отражались небо и город, видный издалека и как бы под косым углом.

А затем словно какая плотина прорвалась — по барабанным перепонкам ударила лавина звуков, засвистел обжигающе-холодный ветер, все вокруг задвигалось и замелькало в бешеном темпе. Желтый сироп стремительно истаял, и сквозь него вновь проступили бетонные стены, все указатели на которых немо взывали к человеческому благоразумию: «Запрещено! Опасно для жизни! В этом направлении двигаться нельзя! Осторожно!»

Потом они бежали куда-то. Мальчик лет восьми тащил Эрикса за руку, а удивительно похожая на него девочка того же возраста — видимо, двойняшка — подгоняла отставших. То, что творилось сейчас в туннеле, можно было назвать бедламом в преисподней. Обгоняя друг друга, бежали люди, бежали призраки, бежали мертвецы (их поникшие головы при этом жутко мотались из стороны в сторону), бежали звери, почти ничем не отличимые от привычных собак, кабанов и дикобразов, и бежали звери, на земле никогда не жившие. Бежали даже те, у кого не было ног. В толпе мелькнули плутоватая рожа предателя Оськи и косоглазая физиономия аггела, которого совсем недавно сожрал подземный людоед.

Как только туннель разветвлялся или пересекался с другим туннелем, они поворачивали — и каждый раз налево. Горбатый циклоп необыкновенно мерзкого вида увязался было за ними, но девочка, швырнув горсть пыли, легко отогнала его прочь. Скоро Цыпф заметил, что бетонный потолок больше не нависает над их головами наподобие сводов могильного склепа. Привычное серое небо в оправе из прихотливых узоров небесного невода как-то незаметно сменило его. Исчезло и сияние, сопровождавшее их на протяжении всего пути по подземелью. Лишь волосы и кончики пальцев людей продолжали светиться, как рангоуты парусных кораблей, объятых огнями святого Эльма.

Никто из членов ватаги заметно не пострадал, лишь у Цыпфа наливалась на лбу фиолетовая шишка, заработанная еще в схватке с дозором аггелов, да прихрамывал Зяблик, сбивший чересчур тесными башмаками свои многострадальные ноги. Даже их кожа вновь приобрела свой первоначальный цвет, о чем очень сожалела Верка, мечтавшая заделаться мулаткой.

Нагромождение высотных зданий осталось где-то в стороне, а они оказались на ровной, одетой в бетон площадке, похожей на аэродром.

Близнецы куда-то пропали, и никто не мог припомнить, где и когда это случилось. Предположение, что они тоже могли быть призраками, сразу отпало — те, кому довелось заглянуть в глаза детей, поверить в такое не хотели.

Глубокие трещины, пересекавшие площадку во всех направлениях, позволяли убедиться, что под бетонным панцирем скрывается еще один город со своими площадями, улицами, магазинами, ресторанами и танцевальными залами.

Выбравшись на открытое место, соответствовавшее, видимо, его представлениям о безопасности, Эрикс сразу прилег прямо на голый бетон. Дышал нефилим тяжело, со свистом. Верка дотронулась рукой до его лба и участливо спросила:

— Что с тобой, миленький? Захворал?

— Бдолаха бы ему дать, — вздохнул Зяблик. — Да где его тут отыщешь…

— Вряд ли существует лекарство, способное помочь мне, — слабо улыбнулся Эрикс. — Разве рыбке, выброшенной на берег, поможет лекарство? Такие, как я, могут существовать только в Эдеме.

— Так, может, вам туда вернуться? — не очень уверенно предложил Цыпф.

— Поздно. — Эрикс покачал головой. — Но именно этого я и хотел в глубине души… Увидеть родину и умереть… Так спокойно, как сейчас, мне давно не было…

— Ага, — буркнул Зяблик. — Родная деревенька, говорят, краше Москвы… Шеф, вопрос задать можно?

— Пожалуйста.

— Про то, что в подземелье случилось, даже вспоминать не хочется. Кошмар — он и есть кошмар. Плюнуть и забыть, если получится… Но ты мне объясни, откуда там эти пацанята взялись. Если бы не они, нам бы сейчас тут не сидеть.

— Это новое поколение… Наши наследники… Они родились здесь…

Теперь пришла очередь удивляться Верке.

— Как же они могли здесь родиться? Сам же говорил, что ваши женщины способны зачать только искусственным путем.

— Мы с вами постоянно путаем термины… Ни одна женщина по своей воле никогда бы не решилась зачать другим путем, кроме искусственного… Но ведь варвары, захватившие нашу страну, их мнением не интересовались. Еще хорошо, если насилие не сопровождалось вспарыванием животов и отрезанием грудей… Дети, родившиеся после катастрофы, были зачаты не в любви, а в бесчестье. Своих матерей они потеряли в раннем детстве, а отцов никогда не знали.

— Но в общем-то эти детки не похожи на беззащитных сироток, — заметила Лилечка.

— Они полукровки с совершенно непредсказуемой наследственностью. Влияние сил Кирквуда они ощутили еще в чреве матери. Детство их прошло в подземельях, которые вы имели счастье совсем недавно посетить. Ни один человек на свете не решился бы притронуться к тому, что заменяло этим детям игрушки. Уже один тот факт, что они сумели выжить здесь, говорит о многом… Несомненно, они что-то утратили, но приобрели гораздо больше. Кроме того, обратите внимание на их внешний облик. По виду это сущие дети, хотя им давно пора вступить в пору возмужания. Чем выше уровень развития живых существ, тем дольше длится у них детский возраст.