Юрий Брайдер - Миры под лезвием секиры. Между плахой и секирой

После всех пережитых ужасов Левку потянуло в сон, и он, гремя цепями, как богоборец Прометей, стал устраиваться на ночлег. Пол подвала был каменный, холодный да вдобавок еще и сырой. Пришлось постелить куртку. При этом в ней что-то явственно звякнуло, что весьма удивило Левку, лишившегося при обыске всех металлических предметов, начиная от пистолета и кончая обломком бритвенного лезвия.

После недолгих поисков Левка нащупал в поле куртки некий предмет, формой и размерами соответствующий пресловутому гранатному запалу. Вскоре в вывернутом наизнанку потайном кармане обнаружилась дырка, в которую свободно проходил палец. Получалось, что запал никуда не пропадал, а все эти мучительные минуты находился у него под рукой. Тут уже деликатный Левка не удержался от ругательства.

Надорвав подкладку, он извлек запал на белый свет (который назывался так только по привычке, а на самом деле был тускло-серым, как вода в илистом озерце). Теперь свести счеты с жизнью не представляло никаких трудностей. Но Левка уже передумал. Друзьям он ничего плохого не сделал, а умереть из-за коварства Соньки было бы чересчур большой честью для нее.

При том, что положение Левки оставалось весьма незавидным, настроение его постепенно улучшалось. Лилечка — очень хотелось этому верить — находилась в безопасности, а ему самому не нужно было больше мучиться над неразрешимой проблемой выбора между невольным предательством и невольным убийством. И все было бы хорошо, если бы только не этот сырой подвал, цепи на руках и — в перспективе — раскаленная сковорода.

Он быстро заснул, спал почти без сновидений и был разбужен тяжелыми шаркающими шагами снаружи. Затем в замке заскрипел ключ. (Как уже успел убедиться Левка, все замки, которыми пользовались аггелы, в том числе и тот, что скреплял его цепи, имели товарное клеймо Талашевского завода «Красный штамповщик».) Аггел, посетивший Левкино узилище, мог бы шутя одолеть любого одесского амбала. Плечи его едва проходили в дверной проем, а кулаки были так велики, что вряд ли помещались в карманах. Кроме пистолета за поясом и связки ключей на мизинце левой руки, он имел при себе еще ржавую банку вроде той, из которой хозяйки поят домашнюю птицу, и надорванный пакет сухих овсяных хлопьев.

— Жри, — лаконично сказал он, оставив пайку у порога, а сам принялся внимательно осматривать Левкины цепи.

Кроме редкой физической силы, тюремщик обладал еще и завидной осторожностью. Не лишен он был и практической сметки, о чем свидетельствовало следующее предложение:

— Если у тебя часы остались или рыжье какое, ты мне лучше на хранение сдай. Целее будет. — Сказано это было гнусавым голоском потомственного сифилитика.

Левка выудил из кармана несколько медных монеток — в основном копеек и двушек, — которые и предъявил корыстолюбивому аггелу. Тот озадаченно глянул на Левкину ладонь, потом на самого Левку и, выругавшись, ногой выбил деньги.

Это во многом предопределило его дальнейшую судьбу. Боль в отбитых пальцах вывела из себя даже миролюбивого Левку. Едва только собиравшийся уходить аггел повернулся к дверям, как Лева, сорвав предохранительную чеку, сунул запал в задний карман его брюк. Передвигался аггел тяжело, как бегемот на суше — мешало увесистое мужское хозяйство, не помещавшееся между столбообразных ног. Поэтому за четыре секунды, в течение которых действует замедлитель, он не успел покинуть пределы подвала, чего очень опасался Левка.

Запал рванул — почти как пистолет выстрелил. Жалобно взвыв, детина рухнул на пол. Брюки на его правой ягодице дымились и быстро набухали кровью.

Конечно, Лева и не надеялся прикончить такого бугая одним гранатным запалом. Во время последней кастильской войны бывали случаи, когда талашевские партизаны казнили сходным способом особо зловредных инквизиторов. Но для этого запал забивался глубоко в задний проход осужденного, который потом долго и мучительно умирал от потери крови. Здесь же ставка делалась на то, что человек с развороченной ягодицей на некоторое время утратит способность к сопротивлению.

Расчет Левки на этот раз оправдался. Пока аггел вопил, извиваясь на полу, он успел выхватить у него из-за пояса пистолет, а потом уже спокойно подобрал ключи, отлетевшие в сторону. После этого можно было не торопясь напиться воды из ржавой жестянки.

— Не вопи, — сказал он затем аггелу. — А не то придется тебя добить.

— О-о-о! — выл тот. — Помира-а-аю!

— Не помрешь, — успокоил его Лева. — Там у тебя ни одного крупного сосуда нет. Одно сало.

Сняв ручные кандалы, он под угрозой пистолета попытался нацепить их на раненого аггела, да не получилось — железные браслеты не сходились на широченных запястьях.

— Где сейчас ваши люди? — спросил Лева, убедившись в тщетности своих попыток. — Спать еще не ложились?

— Уже проснулись давно и пошли твоих дружбанов мочить, — ответил аггел, осторожно ощупывая зад. — А-а-а! Сам Ламех их повел.

— А здесь сколько осталось?

— Не считал.

— А если подумать? — Лева ткнул его стволом пистолета в ухо.

— Человек десять. Может, чуть больше.

— Чем они занимаются?

— Я откуда знаю. О-о-о!

— Тебя просили не шуметь. Лежи тихо и тогда жить останешься. А я пойду себе потихоньку.

— У-у-у! — вновь взвыл аггел. — Куда же ты пойдешь, если наверху двое наших дежурят. Они тебя, как блоху, прихлопнут.

— Что-то не очень они спешат тебе на выручку, — засомневался Левка.

— Зачем им в мои дела лезть… Может, я побаловаться с тобой решил. Но уж потом они сюда непременно заявятся. Так что готовься. Отвечать будешь за мою задницу.

— Слушай, ты меня доведешь сейчас! — разозлился Левка. — Уж если мне действительно придется за что-то отвечать, то лучше за твою башку!

Лукавил аггел или говорил правду, осталось неизвестным, однако слова его весьма озадачили Левку.

Покинуть виллу можно было только скрытно. Если же придется затевать наверху перестрелку с часовыми, то, во-первых, еще неясно, чем она кончится (Лева здраво оценивал свои боевые качества), а, во-вторых, пальба разворошит все это осиное гнездо. Попробуй уйди тогда под огнем десятка стволов.

Из тягостной задумчивости Левку вывел раздавшийся в коридоре шум. Неужели аггелы, обеспокоенные долгим отсутствием товарища, и в самом деле идут сюда?

Красноречивым взмахом пистолетного ствола призвав раненого молчать, Левка приготовился к обороне. В такую переделку ему довелось попасть впервые, но ведь когда-нибудь да надо начинать. Или, как ни печально это звучит, заканчивать.

Звуки тем временем приближались, хотя были какими-то странными — как будто кто-то крался по коридору, но одновременно волок на себе шкаф.