Лолита Пий - Хелл

Мужчина, которого я любила, погиб три месяца назад.

Больше или меньше, но раньше я любила жизнь, потому что нас было двое.

Раньше я любила жизнь, даже зная то, что знала о ней, потому что в безмерном пространстве пустоты был он, улыбался мне он.

Теперь я нежно лелею призрак, воспоминание. Я еще думаю о нем каждый день, каждую минуту, каждую секунду… Нелепое постоянство. Я должна жить, если только это можно назвать жизнью, я должна любить, выходить к людям… Я все еще думаю о нем.

Я смотрю на людей, каждый их шаг все ближе ведет к абсурдному финалу… А в глубине души меня неотступно преследует его образ.

Никто не знал его лучше, чем я. Мы одинаково думали, мы оба ненавидели пошлость и посредственность, мы оба были пленниками денег, это сводило нас с ума, и мы оба не знали, для чего живем.

Теперь, когда его нет на этой земле, я знаю, для чего живу.

Я живу для него.

Я слабая, мне кажется, что мое тело медленно умирает. Только рассудок, полный воспоминаний, еще жив. Я предпочитаю снова и снова возвращаться мыслями к былому блаженству, а не довольствоваться проклятым настоящим.

Я не забуду твое лицо, я никогда не забуду твой голос.

В своей скорби я дрожу, как от холода.

Бедный дуралей, неужели ты не мог ехать помедленнее!

Я в ванной комнате и рисую на своем лице краски жизни. Машинально манипулирую тушью для ресниц от Шанель и пудрой от Герлена. Готовлю себя, сегодня вечером я выхожу, впрочем, так было вчера, так будет завтра. В «Кабаре», в «Куине», в «Бэне» на встречу с невротиками. Там у меня только друзья, в среде психов мы понимаем друг друга.

Я одеваюсь. Все черное, все кожа, все с монограммами. Сумку от Диора я стянула у матери. Мой нелепый вид шлюхи меня восхищает. Шлюха в трауре. Я излучаю деньги и вульгарность. Я сама себя ненавижу. В прихожей я останавливаюсь около большого зеркала, и в мозгу словно яркая вспышка. Я снова вижу, как три месяца назад, уходя, чтобы во всем признаться ему, я посмотрела в это самое зеркало с надеждой в сердце, спрашивая себя, понравлюсь ли я ему в этот вечер, и если снова понравлюсь, то закончу ли ночь в его объятиях. Но я закончила ту ночь не в его объятиях, а он до ее конца не дожил.

Такси ждет меня внизу. Я заказываю их через службу G7, они присылают мне огромный «мерс», я погружаю свою усталость на кожаные сиденья. И еду через Париж. Красный свет на Трокадеро. Люди, сидя на жалкой скамейке, ждут ночной автобус. Эти бедняги проделывают километры ради того, чтобы пройтись по престижным кварталам и ухватить глазом что-нибудь от нашей роскоши, они словно крысы в богатом доме. Они слоняются по нашим кварталам, это ведь никому не заказано, по нашим красивым авеню, но никогда не входят к нам, в наши апартаменты, в наши рестораны, в наши ночные клубы. Не возвращайся слишком поздно, главное, не замерзни… Они как маленькие торговцы спичками…

Свет меняется на зеленый. Моя обитая кожей келья катит мягко, без рывков, и неизбежно приводит меня к осознанию, что я веду жизнь сибаритки. Вот и «Кабаре». Там уже полно. Как всегда. Я пускаюсь в привычный пилотаж, надо поздороваться со всеми. Изображаю из себя беспечную, окруженную заботой девушку. Я порхаю словно с закрытыми глазами, отдаваясь на волю музыке и парам алкоголя. За моим столиком, едва я осушаю свой стакан, торопятся налить мне еще. Водка. Водка. Водка. Я пью, как заядлый пьяница. Каждый вечер, вот уже два года. Пью, как какой-нибудь старый пятидесятилетний кутила. А они все наливают мне, потому что хотят потрахать меня, но я еще все-таки соображаю. Даже когда я стою на карачках и меня тошнит, я не теряю здравого смысла. А они еще попытались стащить у меня мой кокс, мой лучше, чем их.

Три часа, пора перебираться в «Куин». «Куин» я люблю больше. В зале мы захватываем стол в самом центре. Нас сорок человек, мы стоим на банкетках, тесно прижимаемся друг к другу, создавая цепочку, и если один из нас падает, падают все. Алкоголь льется рекой, мы опрокидываем стаканы, бутылки, стучим по столам, мы прыгаем, мы танцуем, мы радостно улыбаемся друг другу, мы взасос целуемся, ведь мы все друг друга любим, но если бы музыка была не такая громкая, нам не о чем было бы перемолвиться словом.

Я смертельно пьяна и пританцовываю на банкетке, чьи-то коварные руки поднимаются вдоль моих ног, проскальзывают под майку, туда, где тело обнажено, но это меня уже не тревожит.

Я забавляюсь, терзая путан. Обливаю их шампанским, топчу их одежду, прожигаю их барахло своей сигаретой, толкаю их, сшибаю с ног, оскорбляю. Они смотрят на меня с ненавистью, но предо мной они бессильны.

Если же они выражают недовольство, я с невинным видом делаю большие глаза, с возмущением протестую, и им не остается ничего другого, кроме как идти на попятную, да, они и правда осмелились несправедливо обвинить меня. Но для меня это не победа, даже не маленькая победа… Во мне растет тревога, вот-вот грянет неминуемый криз… Ты делаешь из своей жизни могильный холм… Я чувствую себя жалкой, вдруг поймав себя на том, что смотрю на вход в зал, ожидая, когда увижу, как он входит. Я знаю, он не придет, но не могу заставить себя не ждать его. Я ненавижу всех в этом проклятом кабаке, где нет его. Я встаю, закуриваю сигарету, не соображая, что уже держу в руке одну, и отправляюсь на поиски. Я ищу мужчину. Все равно кого. Пусть незнакомый, пусть не моего круга. Лавочка полна, а мне кажется, будто я одна на всем белом свете. Одна. В самом центре «Куина». Вот и он. Недурен собой. Я надеюсь, что он не педик, я не хочу возвращаться несолоно хлебавши. В джинсах в обтяжку и расстегнутой рубашке, обнажающей его грудь, он производит впечатление типичного обывателя, а на его обувь я даже не решаюсь взглянуть. Какая разница. Я направляюсь прямо к нему. Останавливаюсь перед ним. Его дружки ухмыляются, но мне глубоко наплевать на их мнение, мнение гнусных подонков даже по меркам этого заведения. Я смотрю на него снизу вверх… Протягиваю ему свой бокал с шампанским… Ни слова не говоря, подношу бокал к его губам… Пучок голубого света направлен на меня. Мои губы кривятся в дьявольской улыбке.

Но в глазах моих улыбки нет. Я поднимаюсь на цыпочки, он наклоняется.

Пустой бокал падает на пол… Я разбиваю его каблуком. Осколки разлетаются во все стороны, а я целую прямо в губы это чужое лицо. Он спрашивает, как меня зовут. Называет себя. Я не слушаю. Я беру его за руку. Он послушно следует за мной, даже не пытаясь что-нибудь понять.

В зале уже пусто, человеческое море отхлынуло, на столах остатки буйного пиршества отчаяния. Двое или трое бедолаг еще потешно двигаются перед воображаемыми партнершами, а в их расширенных зрачках я замечаю отрешенность. Я беру свою сумку от Диора, оставленную на банкетке, и тащу незнакомца к выходу. Два вышибалы подмигивают мне, их явно забавляет, что я ухожу с подобным типом. В такси невыносимо жарко. Я начинаю возбуждать его. У меня одно желание: чтобы он излил свою страсть прямо на кожаные сиденья. Заранее скажу, он в этом нуждался больше. Я сделала не такой уж плохой выбор.