Елена Съянова - Гитлер_директория

Учитывая уже ставшие известными Москве секретные переговоры англичан с бывшим заместителем фюрера Рудольфом Гессом, Сталину было важно, чтобы это прозвучало именно с английской стороны.

СТАЛИН. Вопрос о расчленении Германии уже обсуждался между премьер-министром и мной в Москве в октябре прошлого года. Но решение не было принято, и невозможно было его принять, так как в Москве не было президента.

ЧЕРЧИЛЛЬ. Имея в виду мощь Пруссии — главную причину всех зол, я думаю, что возможно создание еще одного большого германского государства, со столицей в Вене. Это обеспечило бы линию водораздела между Пруссией и остальной Германией. Население Германии было бы поровну поделено между этими двумя государствами. Далее встанет вопрос — будет ли Пруссия подвергнута внутреннему раздроблению. Вопрос требует изучения. На мой взгляд, это вопрос о расчленении больше подходит для рассмотрения уже на мирной конференции.

РУЗВЕЛЬТ. Вопрос, безусловно, требует изучения. Но сейчас нужно решить дело в принципе: расчленять Германию или нет.

СТАЛИН. Это правильно.

РУЗВЕЛЬТ. Я не вижу иного выхода, кроме расчленения. (Черчиллю.) Так вы согласны добавить в статье 12 слова о расчленении Германии или не согласны?

ЧЕРЧИЛЛЬ (с трудом сдержав крайнее недовольство). Я готов только к тому, чтобы три министра иностранных дел рассмотрели статью 12 в целях выяснения возможности включить слова «расчленение Германии» или другую формулировку в эту статью.

На этом пока и порешили. Сталин и Черчилль словно прощупывали силу и податливость друг друга. Когда Черчилль предложил перейти к вопросу о правительстве Германии, Сталин заявил, что предпочитает обсудить вопрос о репарациях.

Рузвельт тут же согласился со Сталиным и сразу перешел к этому вопросу. Обсудили восемь положений, на которых должен быть построен план материальных репараций. Доклад по этим пунктам сделал Майский.

Черчилль слушал внешне рассеянно. Его взгляд порхал, как бабочка, по стенам и потолку зала заседаний. На самом деле Черчилль еще раз продумывал и выстраивал свою речь.

Он начал говорить сразу, едва Майский закрыл лежащую перед ним папку.

Речь премьер-министра звучала весомо, несколько патетически, в противовес прежнему скучновато-деловому тону:

— Я хорошо помню конец той войны! Репарации тогда доставили одни разочарования. Англия взяла у Германии несколько старых пароходов, а на те деньги, которые Германия получила от Англии, она построила себе новый флот! Безусловно, жертвы России не сравнимы с потерями других стран. Но я уверен, что из разбитой и разрушенной Германии невозможно получить такое количество ценностей, чтобы компенсировать убытки даже одной России. Англия пострадала очень сильно. Если бы я видел возможность поддержать английскую экономику путем взимания репараций с Германии, я бы решительно пошел по этому пути. Но я сомневаюсь в успехе! Кроме того, что будет с самой Германией?! Призрак голодающей Германии с ее 80-миллионным населением встает перед моими глазами! Кто будет ее кормить? Кто будет за это платить? Не придется ли нам самим покрывать репарации из нашего же кармана? (Обращаясь к Сталину.) Если хочешь ездить на лошади, то ее нужно кормить сеном и овсом.

— Но лошадь не должна на вас бросаться, — заметил Сталин.

— Признаю неудачность своей метафоры, — согласился Черчилль. — Поставим вместо лошади автомобиль. И тогда для его использования понадобится бензин.

— Опять не вижу аналогии. Немцы не машины, а люди, снова возразил Сталин.

Черчилль кивнул и неожиданно для всех… широко улыбнулся.

Позже, вернувшись домой, в Англию, Черчилль похвастается в одной из частных бесед, как ловко он заставил Сталина это произнести — «немцы — люди».

Остров Рюген. Серия взрывов.

Уилби и Уилберт успешно провели операцию по захвату «доктора N». Они затащили немца, которого они считали этим самым «доктором N», в полуразрушенное одним из взрывов помещение, в котором угадывалась только что эвакуированная лаборатория.

— …Мы знаем, кто вы. Вас называют «доктор N». Мы должны получить от вас подтверждение или опровержение факта атомных испытаний. Наглядное и неоспоримое, — заявил доктору Уилберт. — И мы получим его от вас любой ценой. Но важен фактор времени. Важен для вас. Если мы получаем информацию немедленно, то вы, гарантированно — все остальное: жизнь, деньги, безопасность для вашей семьи.

Реакция немца оказалась совершенно непредсказуемой. Он вдруг резко расхохотался:

— Для моей семьи?! Подтверждения?! Ха-ха-ха… Вы их получите!

В это время в пригороде Вашингтона состоялась встреча Алена Даллеса с представителем военно-промышленного комплекса США.

Беседа была запротоколирована помощником Даллеса следующим образом:

ОТ ЛИЦА ДАЛЛЕСА. Пока я не могу сообщить вам ничего нового. Мы в стадии установления личного контакта. Я уже знаю имя этого человека — Карл Вольф, самое доверенное лицо рейхсфюрера.

ОТ ЛИЦА НЕИЗВЕСТНОГО. А вы абсолютно убеждены, что Гиммлер по-прежнему держит под контролем атомный проект? А если он блефует, набивает цену?

ОТ ЛИЦА ДАЛЛЕСА. Гиммлер держит под контролем не только атомщиков. Надеюсь, что очень скоро мы узнаем много интересного о других секретных разработках немцев. Но прежде всего — информация по бомбе.

ОТ ЛИЦА НЕИЗВЕСТНОГО. Вы уверены, что речь идет о бомбе, а не о ядерном снаряде с радиусом поражения в 500 метров?

ОТ ЛИЦА ДАЛЛЕСА. Я убежден, что речь идет именно о бомбе.

Уилберт и Уилби вместе с немцем вошли в его дом. Навстречу им из детской спальни вышла женщина.

— Знакомьтесь, моя жена. Эльза, — произнес доктор N. — Эльза, сними парик. Пожалуйста.

Так нужно.

Женщина сняла парик; под ним оказалась совершенно лысая голова. Ее лицо, руки, шея были покрыты сыпью.

Доктор прошел в спальню, где в кроватях лежали двое детей.

— Идите сюда! — позвал он. — Смотрите!

У детей были такие же лысые головы; кожа покрыта болячками. Рядом с кроватями стояли тазики, для рвоты.

— Еще нужны подтверждения? — поинтересовался их отец.

Уилби невозмутимо фотографировал.

— Да, нужны еще фотографии, документы, — ответил Уилберт.

В этот день в залы Ливадийского дворца было допущено трое журналистов — по одному от каждой страны. По инструкции они не имели права задавать вопросы работающим на конференции; их присутствие было скорее декоративным. Неожиданно появился четвертый-представитель Франции.

Когда из глубины дворца, в форме Королевских ВВС, с белой папкой под мышкой, появилась Сара Черчилль, все четверо бросились ей навстречу.