Уильям Тревор - Вечные любовники

Просматривая в публичной библиотеке газеты, мистер Джеффс наткнулся в «Таймс» на объявление Хаммондов и на обрывке бумаги записал номер телефона, по которому позвонил в тот же день.

— Да, — несколько нерешительно сказала миссис Хаммонд, — стол, надо полагать, еще продается. Сейчас уточню — подождите.

Мистер Джеффс живо представил себе, как по квартире идет, слегка покачиваясь, полная женщина средних лет с голубыми волосами и крупными, выступающими из узких туфель лодыжками.

— Этим, собственно, занимается мой муж, — пояснила миссис Хаммонд. — Во всяком случае, должен заниматься. Хотя вообще-то стол принадлежит мне — достался от бабушки. Да-да, он еще не продан. Никто пока, насколько я понимаю, на него не претендует.

— В таком случае… — начал было мистер Джеффс.

— И почему я решила, что муж мог уже договориться о продаже или даже продать его? Он бы никогда этого не сделал, не посоветовавшись со мной. Стол-то ведь мой. Впрочем, объявление составит и дал в газету он, а не я. У меня ведь, мистер Джеффс, на руках маленький ребенок, дочка, только-только ходить начинает. Так за день набегаешься — не до объявлений!

— Маленькая дочка — это хорошо, — буркнул мистер Джеффс, глядя в потолок и не улыбаясь. — Достается вам, а?

— Вы бы зашли, раз стол вас заинтересовал. Он настоящий — упоминается в каталогах.

— Обязательно зайду, — сказал мистер Джеффс и назвал день и час.

Положив трубку, мистер Джеффс, маленький человечек, перекупщик мебели, прикинул в уме, что собой представляет миссис Хаммонд. Интересно, подумал он, эта женщина хоть что-то в антикварной мебели смыслит? Он явно ошибся, вообразив, что она полная и средних лет. Она моложе, раз у нее маленький ребенок, и, поскольку она заговорила о том, как устала, он вновь попытался представить ее себе — на этот раз в мягких шлепанцах, с начесанными на лоб волосами. «Выговор у нее культурный», — сказал себе мистер Джеффс и подумал, что деньги у Хаммондов наверняка водятся, а может, несмотря на ее жалобы на усталость, даже имеется служанка, и не одна. Мистер Джеффс, сделавший небольшое состояние благодаря внимательному отношению к такого рода мелким деталям, прошелся по незастеленному ковром полу своего викторианского дома, хмыкнул и вновь задумался. Все комнаты были заставлены только что купленной мебелью, которую теперь предстояло перепродать.

Миссис же Хаммонд забыла про мистера Джеффса, как только его голос перестал звучать в телефонной трубке. Мистер Джеффс не сохранился в ее сознании потому, что, разговаривая с ним по телефону, она — в отличие от него — не составила себе о нем ровным счетом никакого впечатления. Для нее мистер Джеффс оставался всего лишь безымянным приказчиком; такой голос мог принадлежать продавцу супермаркета или ювелирного отдела в «Либерти». Поэтому когда служанка, иностранка, изучавшая язык, объявила ей, что, согласно договоренности, явился мистер Джеффс, миссис Хаммонд нахмурилась и сказала:

— Дорогая Урсула, вы наверняка что-то перепутали.

Но девушка настаивала на своем: в назначенное время, по договоренности с ней, явился некий мистер Джеффс.

— Боже! — сообразила наконец миссис Хаммонд. — Какая же я дура! Это ведь пришли мыть окна. Скажите ему, чтобы сразу же приступал. И пусть начинает с кухни — там окна самые грязные. А то потом устанет и будет ворчать.

В результате Урсула, девушка из Центральной Швейцарии, провела мистера Джеффса на кухню и распорядилась, чтобы тот начинал с кухонного окна. Получилось, хотя она вовсе не хотела его обидеть, довольно грубо.

— Что?! — удивился мистер Джеффс.

— Начинать с кухни. Так говорит миссис Хаммонд. У этих окон самая большая грязь. Горячая вода в кране.

— Нет, — сказал мистер Джеффс. — Я пришел посмотреть стол.

— Стол я очистила сама. Вы можете встать на него, если подложите под ноги газету.

Не дослушав, что говорит ей в ответ мистер Джеффс, Урсула вышла. Ее не за тем нанимали, чтобы разговаривать с мойщиками окон.

— Странный человек, — доложила она миссис Хаммонд. — Он и стол хочет помыть тоже.

— Меня зовут Джеффс, — сообщил, стоя в дверях с черным котелком в руках, мистер Джеффс. — Я пришел по поводу пристенного столика.

— Как странно! — пробормотала миссис Хаммонд и хотела было добавить, что это какое-то недоразумение, поскольку именно сейчас некто Джеффс моет ее кухонные окна, но вместо этого вскричала: — О Господи! О мистер Джеффс, какой ужас!

Именно эта путаница, эта глупая ошибка, которая — миссис Хаммонд нисколько не отрицала — произошла по ее вине, убедили ее уступить стол мистеру Джеффсу. Мистер же Джеффс, стоявший на пороге с шляпой в руке, смекнул, что получил некоторое психологическое преимущество, и не преминул им воспользоваться. Он видел, что миссис Хаммонд, хотя и держалась высокомерно, меньше всего хотела его обидеть. Она — славная женщина, решил он точно так же, как покупающий мясо решает, что выбранный им кусок сочен. Она — славный человек, успокоил он себя, и тем легче будет иметь с ней дело. И он не ошибся. По лицу миссис Хаммонд было видно, что она мучается угрызениями совести. Когда она наконец сообразила, в чем дело, и отдала себе отчет в том, что этот человек с чертами лица и произношением лондонского еврея занимается антиквариатом, он поймал на себе ее виноватый взгляд. Она боится, подумал довольный собой мистер Джеффс, что я сочту ее антисемиткой, и он назвал низкую цену, с которой миссис Хаммонд незамедлительно согласилась.

— Можешь меня поздравить, — сказала миссис Хаммонд мужу. — Я продала пристенный столик человечку по имени мистер Джеффс, которого мы с Урсулой вначале приняли за мойщика окон.

Мистер Джеффс сделал на купленном столе пометку мелом и что-то записал в блокнот. Он сидел на кухне своего большого дома и ел рыбу, которую запек в специальном пластиковом пакете. Его челюсти двигались медленно и заученно и рыбу перерабатывали, как машина. На вкус рыбы мистер Джеффс особого внимания не обращал: он думал о том, что если перепродать стол сэру Эндрю Чарльзу, то, вероятнее всего, можно будет рассчитывать как минимум на стопроцентную прибыль.

«Начинаем нашу ежедневную передачу о сельских жителях», — раздался голос в старом радиоприемнике мистера Джеффса. Мистер Джеффс встал, отнес тарелку на кухню, поставил ее в раковину, вытер руки кухонным полотенцем и, поднявшись на второй этаж, снял телефонную трубку.

— Сэр Эндрю в Африке, — сообщил женский голос, — и отсутствовать будет месяц, не меньше.

Когда именно он вернется, неизвестно, подумал мистер Джеффс, но уж никак не раньше, чем через месяц. Мистер Джеффс не сказал больше ни слова. Он кивнул, словно в подтверждение полученного сообщения, однако женщина в доме сэра Эндрю Чарльза этого кивка видеть не могла и решила, что звонивший дурно воспитан, раз он даже не счел возможным поблагодарить ее за полученную информацию.