Джеймс Кейн - Серенада

— Вон там есть маленькая бухточка, они называют ее Рыбной гаванью. Добраться туда можно на пароме. Постарайся сделать это сегодня же, но только не засветло, лучше когда стемнеет. И не болтайся по причалу долго. Рядом с причалом есть улица, прямо по ней можно выйти к японскому ресторанчику. Будь там ровно в девять. Закажи пива, сиди тихонько и жди, пока я не приду.

Он хлопнул меня по плечу и вернулся на корабль. Я пошел выяснять, когда ходит паром. Затем заглянул в закусочную, чего-то проглотил. Потом отправился в кино убить время. Не помню, что там шла за картина. Каждые пятнадцать-двадцать минут я выходил в вестибюль взглянуть на часы. Пришлось посмотреть картину два раза. Около семи я вышел из кинотеатра и пошел к парому. Довольно долго ждал, наконец уже затемно он появился. Поездка заняла минут десять, не больше. Я пошел к Рыбной гавани, не спрашивая прохожих, разыскал ресторанчик, прошел мимо него, увидел уличные часы и сверил время. Половина девятого. Я двинулся дальше, улица кончилась, превратилась в проселочную дорогу, и я отшагал по ней, наверное, с три четверти мили. Затем повернул обратно и вернулся к ресторанчику. Проходя мимо часов, отметил: без пяти девять.

Вошел и заказал пиво. В маленьком зале сидело человек пять-шесть, — судя по виду, рыбаки. Я приветствовал их, приподняв кружку с пивом, они ответили тем же. Не хотелось выглядеть в их глазах таинственным незнакомцем, избегающим посторонних взглядов. После этого они уже не обращали на меня ни малейшего внимания. В десять вошел он. Пожал каждому из присутствующих руку, как доброму знакомому, сел за мой столик и заказал пиво. Похоже, его здесь знали. Ему принесли пиво, и он послал японца-официанта за такси, а потом начал рассказывать мне и всем остальным в зале о том, что случилось у него на корабле. Он уже сложил вещи и собрался сойти на берег, как вдруг откуда-то из темноты вынырнул катер и с него на весь пирс начали орать и звать какого-то Чарли.

— И не затыкались, пока мне так не надоел этот Чарли, что я был готов сбросить с палубы им на головы бочонок.

Рассказывал он все это с замечательным чувством юмора, но мне было не до смеха. Остальным же — напротив.

— А кто он такой, этот Чарли?

— Так и не узнал. Но погодите минутку. Тут из люка в нижней части трюма высунулся мой второй помощник, увидел в катере девочек, уставился на них масляными глазками, а потом как закричит: «Да плюньте вы на вашего Чарли! Идите лучше сюда, девочки! Я помогу вам подняться на палубу, тут вами займутся настоящие мужчины!» И не успел я опомниться, как катер с этими шлюшками уже причалил и они оказались на борту моего судна!

— Ну а ты что?

— Что… Скатился кубарем с мостика и приказал им выметаться. «Валите отсюда, чтоб духу вашего не было! И тем же путем, как пришли, через люк, будьте любезны! Чтоб я вас больше не видел!»

— Ну а они?

— И ухом не повели! Пялились на меня, и ржали, и приглашали присоединиться к честной компании. Парень, что был с ними, поддержал приглашение второго помощника, а тот, наглец, и рад! Я впал в такую ярость, прямо слова вымолвить не мог. Затем взял себя в руки и говорю: «Это вопрос официальный. Вы должны иметь при себе документ, разрешение подняться на борт. Так что быстро снимай своих девок с палубы, а то хуже будет!» И знаете, как тут обозвали меня девицы?

— Как?

— Психом ненормальным. — Публика расхохоталась. — Я с ними спорил, умолял, доказывал, что надо сойти, иначе будут неприятности. Потом обратился к таможеннику на причале, который все это время торчал как пень и слушал нашу перебранку. «Разве я не прав, приятель? — спросил я его. — Разве такое вторжение на корабль не есть нарушение закона? Ведь они должны были подняться по трапу, а перед тем показать тебе свои документы. Иначе ты вправе их арестовать».

«Это так, капитан, — ответил он. — И мимо меня они не проходили, или я ослеп и оглох».

Тут они маленько поджали хвосты и начали выползать — сперва девицы, за ними — мой помощник. С ним я утром разберусь. Но вот чего не могу понять, так это американских девок. Откуда такая наглость? Причем ни одна не старше девятнадцати. Интересно, чем занимались их мамочки в том же возрасте? И вообще, что они делали в этом катере? Можете мне объяснить?

Тут все присутствующие завелись, разгорелась дискуссия, общий смысл которой сводился к тому, какие низкие нравы царят сейчас в среде молодых девиц. Вскоре появился японец и доложил, что такси ждет. Он расплатился, мы захватили чемодан, который он принес с собой, вышли и погрузили его в машину. Затем он попросил водителя немного подождать и двинулся куда-то в сторону причала.

— А что с ней?

Он словно не слышал.

— Да, шуму было… Минут на десять. Конечно, будь тот таможенник понаблюдательней, он бы непременно заметил, что парень в лодке — не кто иной, как мой первый помощник. И еще, что в люк заползли три девицы, а вышло оттуда четыре.

— О…

Мы вышли к причалу, прошли по одному из пирсов, остановились на краю и закурили. Откуда-то из глубины бухты донеслось тарахтение заводимого мотора. Через минуту или две катер подошел к берегу, она выпрыгнула и побежала к нам. А он отчалил и растворился во мраке. Мне хотелось спуститься к катеру, поблагодарить ребят за все, что они сделали, но он не позволил:

— Передам им все. А девицы и понятия не имели, какую им довелось сыграть роль. И очень хорошо — чем меньше они будут знать, тем лучше. Сейчас их отвезут в кино на какую-то хорошую картину, и довольно с них.

Меня не переставала удивлять та радость, которую я испытывал всякий раз, видя ее. Вот и сейчас — горло перехватило, когда я смотрел, как она бежит к нам, хохоча, словно все это была какая-то шутка или розыгрыш. Мы вернулись к машине и попросили водителя въехать на паром, переправиться, а потом подвезти нас к ближайшей автобусной остановке, откуда можно было бы добраться до Лос-Анджелеса. Она уселась в середине, между нами, и я взял ее за руку. Он отвернулся и стал смотреть в окно. Она повернулась к нему, но он продолжал разглядывать проплывающие мимо дома. Тогда она сама взяла его за руку. Тут он растаял. Взял ее руки в свои, нежно похлопал, а чуть погодя заговорил:

— Вот что я хочу сказать вам, милые мои. Я радовался каждую секунду, видя вас у себя на борту. От всей души желаю вам счастья. А поскольку вы влюблены — счастье вполне достижимо. Мир велик, я болтаюсь по нему, как пробка в бутылке, вот уже много лет. И если вам когда-нибудь понадобится моя помощь и я окажусь поблизости, вам стоит только слово сказать. Только одно слово…

— Gracias, сеньор капитан… Мир большой. Я тоже брожу по нему… Но если вам нужна моя помощь, скажите одно слово.

— Это и ко мне относится.