Йордан Радичков - Избранное

Он закрыл глаза, погрузился в темное сферическое пространство своей норы и перестал существовать.

Чей-то далекий зов манил его, пытался извлечь из тьмы, и он выползал из этой тьмы, как новорожденное существо, которому предстоит впервые выйти на ослепительный свет мира сего, и ослепительный этот свет его страшит. Еж ощущал свет через зажмуренные веки. Пытался дышать — воздух каскадом камней вливался в его легкие, и он с трудом, пыхтя, выталкивал его обратно. Все у него ныло, он не мог шевельнуться, открыть глаза, взглянуть на мир. Единственной его связью с окружающим был слух, ловивший далекий зов металлических лягушачьих голосов.

Когда он открыл глаза, дело шло к вечеру. Металлический зов из болота продолжал звучать в воздухе. Еж все еще не понимал, что произошло. Оглянувшись, он увидал рядом с собой змею — огромную, рваную, мертвую. Еж больше не взглянул в ту сторону.

Два дня лежал он неподвижно, все в нем словно было разбито вдребезги, все болело и ныло. Каждый вечер он слышал, как лягушки зовут его, но только стонал и не двигался с места. Днем он слушал лай Джанки, турецкие возгласы человека в ивовом кресле, голос певицы, которая в отворенное окно пела «Как прекрасен этот мир», автомобильные гудки на шоссе, лисьи проклятья на окраинах поселка. На третий день он не выдержал, попробовал встать, лягушки звали его что было сил. К останкам змеи, облепленным огромными синими мухами, он и не прикоснулся.

Пошатываясь, еж двинулся по знакомой тропке к болоту. Собака Джанка сразу заметила его, еще когда он только вступил в гвоздику, тявкнула, подскочила ближе. Настроена она была вполне миролюбиво, ей просто хотелось поиграть с гостем, и она тронула его лапой. Еж не стал противиться, покорно лег на бок. Джанка удивилась, что он не свернулся в клубок. Оглянулась на хозяина, полаяла, делясь с ним своим удивлением. Хозяин подошел, увидал лежащего на боку ежа, поставил его снова на ноги и предложил шагать дальше. Все так же пошатываясь, еж двинулся навстречу лягушачьему зову.

Он был в полном унынии.

Человек проводил его взглядом, пока он не исчез в высокой траве, и вернулся к своей корректуре. Еж продолжал свой путь, пролез через щель в ограде, дополз до пологого склона, который вел к шоссе. На этот раз склон показался ему страшно крутым, высоким, и он то и дело останавливался, чтобы перевести дух. Наконец он все же дополз до черной полосы асфальта, лягушки кричали без устали, голоса у них были почти металлические. Еж оживился и, выгнув спинку, вступил на раскаленное шоссе. Воздух дрожал от зноя, что-то огромное заскользило по асфальту, но зной размазывал очертания этого огромного предмета. Еж услыхал липкий посвист шин, их было много, они приближались с такой пугающей скоростью, будто собрались преградить ему дорогу к металлическому зову лягушек. Еж выставил иголки, выгнул спину, впился взглядом в чудище, которое на него надвигалось. А чудище летело в дрожащем мареве со свистом, топотом, стонами, словно турецкие разбойники-кырджали минувших времен гнали закованных в цепи рабов, понукая их азиатским воем и ударами бича. Босые ноги шлепали по раскаленному асфальту, ватага турок росла, приближалась, все ускоряя свой бег, и превратилась в бешеный вихрь. Еж мгновенно свернулся в комок, ощутил удар и легко отлетел в сторону и высоко вверх.

Повиснув в воздухе, он видел, как весь караван сбился к обочине, кувыркался, переворачивался, слышались взрывы, стук и гул металла заполнили все пространство вокруг.

Из сада с полевой гвоздикой бежал человек с винчестером, за ним — собака. Добежав до ограды, человек, выпрямившись во весь рост, перелетел через проволоку и выстрелил в воздух. Собака же, плохо рассчитав прыжок, шмякнулась о проволочную ограду и так на ней и повисла…

Быть может, где-то здесь, дорогой читатель, нам и следовало бы закончить наш рассказ. Еж еще висит в воздухе, подброшенный кверху не то ударом, не то взрывной волной, собака Джанка повисла на ограде, певица своим мелодичным голосом убеждает нас, что этот мир прекрасен, а Э. С. летит, выпрямившись во весь рост, над оградой, бесконечно довольный, верней, бесконечно вдохновленный тем, что его еж вызвал на шоссе шум и кутерьму.

И все будет прекрасно, если мы тем и закончим, предоставим ежу нанести визит лягушкам, а на другой день встретим его в обществе той юной ежихи, которая пришла, надеясь найти его возле дохлой змеи, и теперь кружит по полянке, стыдливо шмыгая носом, преисполненная стыдливых надежд.

И, перескочив через какой-то промежуток времени (дорожные власти за этот промежуток установят на шоссе огромный знак с изображением ежа, предупреждая водителей об опасности), мы увидим, что стыдливая ежиха идет по ягоды, а за ней, ухватив один другого за хвосты, идут цепочкой совсем еще крохотные ежата. Наш знакомец еж, теперь уже в летах, сидит у входа в полукруглый ежиный домик, покуривает трубку, как в детских сказках, а когда застенчивая ежиха возвращается домой, старый еж, попыхивая трубкой, включает телевизор, и маленькие ежата сидят у его ног и смотрят мультфильмы об удивительной и забавной ежиной жизни. Старик еж все попыхивает трубкой, застенчивая ежиха стряпает ужин, в кухне из крана капает вода и т. д. и т. п. Еж, попыхивая трубкой, думает: «Обязательно надо починить этот кран!» И еще он думает о том, что, когда починит кран, надо будет повести ежат на прогулку, объяснить им, что да как устроено на белом свете, научить их японской игре дзю-до, разыскать выползину какой-нибудь большой змеи и наглядно показать им, как всего лучше сражаться со змеями. «Конечно, конечно, непременно надо обучить их приемам дзю-до», — старый еж воодушевляется и еще энергичнее раскуривает свою трубку, так что весь сферический дом заполняется дымом. Застенчивая ежиха застенчиво выплывает из дыма, вытирает руки фартуком и выговаривает ему — нехорошо, мол, курить в помещении, где дети, потому что табак содержит канцерогенные вещества, но старый еж продолжает дымить, барабанит пальцами по столу и вместо того, чтобы ответить ежихе, принимается мурлыкать «Как прекрасен этот мир». Всему этому он выучился у Э. С., пока сидел в укрытии за орешником и прислушивался к происходящему вокруг. Поскольку перед старым ежом нет никакой корректуры, и он не может по примеру Э. С. в нее погрузиться, он, желая все же ему уподобиться, берет газету, разворачивает ее и погружается в чтение. Газета, дорогой читатель, повернута вверх ногами, но какое значение имеет для ежа, что она повернута вверх ногами, тут главное погрузиться в чтение газеты и во всех отношениях уподобиться человеку по имени Э. С.

Ах, кабы все было так, дорогой читатель, но, как говорил Баурджан Момыш-Улы, все совсем не так.