Степан Калита - Сполохи детства

Завуч потом в очередной раз вызывала хулиганов к себе, всячески ругала их, сделала записи в их исчирканных красной ручкой дневниках. Но им уже давно было глубоко плевать на любые действия педагогов. Они перешли черту дозволенного, и дерзко смотрели в будущее. Им представлялось, что его вообще нет. Точнее, оно представляет собой белый ватман, на котором человек решительный и сильный может нарисовать любую биографию. Дети казались им неспособными на поступок букашками. А взрослые — сложившимися неудачниками, просравшими свою жизни. Учителей они презирали. Те трудились за нищенскую зарплату, и вынуждены были отказывать себе буквально во всем, поскольку едва сводили концы с концами. Бедность педагогов очень бросалась в глаза. Все эти штопанные кофточки, поношенные пиджаки, стоптанные ботинки. Аккуратная бедность. Ее несли с достоинством.

Но были и такие, кто в учителя шел не по призванию. Школа для них была последним пристанищем.

Преподаватель биологии Андрей Антонович Гудков и историк Роман Григорьевич Костомаров (между прочим, мой классный руководитель в пятом классе) были законченными алкоголиками. Они часто запирались в лаборантской при кабинете биологии во время рабочего дня — и пили водку. На уроках от них несло перегаром. И регулярно директор школы вывешивала на доске выговор то одному, то другому. В конце концов, Костомаров уволился, и устроился в местный винный магазин грузчиком. Столь стремительный переход в карьере, помнится, очень шокировал маму Сереги.

— Как же так? — она разводила руками. — Такой хороший учитель — и вдруг в грузчики.

Другие родители, впрочем, Романа Григорьевича хорошим учителем не считали. Завидев кого-то из родителей учеников, он понимал, что сейчас его будут в очередной раз ругать (а может быть, даже бить — в зависимости от проступка) и спешил в прямом смысле слова — сбежать. Разворачивался на каблуках и несся, оглядываясь на бегу. При этом бормотал: «Сейчас, сейчас, я тут кое-что вспомнил, мне срочно надо…»

Опохмелившись, Костомаров делался балагуром и весельчаком. Он очень любил рассказывать ребятам из своего класса скабрезные анекдоты. Парни громко и радостно ржали. Шутки у него были своеобразные, но пацанам нравились. Меня он однажды, будучи в подпитии, хлопнул по спине и радостно заявил:

— Хороший ты парень, Степа, но есть у тебя один недостаток. Какой? Хочешь узнать какой?! Дырка в жопе! Ха-ха-ха.

Костомаров хохотал так, что все обернулись. Шутку я, честно говоря, не понял. Да и до сих пор она мне кажется не слишком остроумной. Анекдоты у классного были из той же серии. Многие я помню до сих пор.

— Сторож экскурсию в зоопарке проводит вместо экскурсовода. Тот заболел. А сторож пьяный. — Так, эй ты, стерва, отойди от клетки. — Но я не стерва. — Ничего, он и блядью не побрезгует!.. — Или вот. — Идет мужик по улице, видит, все бабы плачут: — Иван Васильич умер! Иван Васильич умер! Дай, думает, пойду, схожу, посмотрю, что там за Иван Васильич. Приходит в морг. А на столе лежит мужик вот с таким хуем. Он хуй отрезал, положил в портфель. Приносит домой, достает: — Смотри жена, какие хуи бывают. Жена: — О, боже! Иван Васильич умер!

Время от времени Костомаров прямо у нас на глазах клеился к женщинам. Иногда — к мамам учеников. И даже завел роман со школьной медсестрой. Окруженный влюбленными в него пацанами он рассказывал:

— Лариса Иванна — во! Сиськи — такие. — Показывал объем ладонями. — Соски — как мизинчики. Я ее схватил за талию, стал сиськи мять. Она немного поломалась. Но вижу: уже поплыла. Тут же как, главное — времени не терять. Пока растерялась, сразу присунуть. Но я пока дверь в медпункт запирал, она малость пришла в себя. Стала толкаться там… Но мужик на то и мужик, я ее сразу на кушетку повалил. Халат расстегнул, под блузку залез. Сиську в рот…

— В рот?! — спросил Олег Муравьев таким голосом, словно сейчас упадет в обморок.

— Конечно, в рот. Бабам сиськи надо и мять и сосать. Тогда они тебе все дадут. Ну и присунул. Такие дела. — Костомаров задумался ненадолго. — Ебаться полезно, ребята. А то у тех, кто дрочит, ладошки волосатые.

Все тут же уставились на свои ладони, и Роман Григорьевич радостно заржал:

— Попались!.. Ладно, ребята, — он глянул на часы, — задержался я с вами, а мне еще в лаборантскую надо забежать перед уроком…

Его друг биолог Гудков имел совсем другой характер, чаще всего он был погружен в себя. Настолько, что однажды я стал отвечать урок, заглядывая в разложенный на столе учебник. Прочитал два абзаца, косясь в книгу — и, к своему удивлению, получил пять. С тех пор биология мне давалась на ура, я стал круглым отличником, и заработал пятерку в четверти. Родители даже решили, что я определился в жизни — и по-настоящему увлечен биологией. На самом деле, этот предмет меня никогда особенно не интересовал. Но получать хорошие оценки мне нравилось.

Весной, едва стаял снег, Костомаров завел разговор о том, что скоро мы пойдем в поход. Все были очень воодушевлены возможностью выехать всем классом на природу. Прежде он был классным руководителем у Пятого «Б». Их отбили у Костомарова родители бэшек. Один из них как-то раз подошел ко мне и сказал:

— Я слышал, вы в поход собираетесь? Послушай меня, Степк, с Костомаровым в поход не ходи. Лучше откажись.

— Чего это? — расстроился я. Мне очень хотелось отдохнуть на природе. Тем более что Роман Григорьевич обещал всех нас накормить вкуснейшим шашлыком. Он так расписывал, как мы будем разбивать лагерь и есть шашлык, что все только и ждали дня, когда мы пойдем в поход.

— В прошлый раз пиздец был, — только и сказал бэшка.

Я решил, что «пиздец» — это слишком туманное определение, чтобы воспринимать его всерьез и отказаться от похода. Поэтому был среди тех, кто однажды в пятницу сел на электричку, идущую за город. Костомаров обещал, что на месте нас ждет готовый лагерь — палатки и шашлык, потому что туда уже с утра выехали его помощники — старшеклассники… Но когда мы прибыли в лес, на месте нас ожидала ватага перепившихся подростков. Стояла всего одна палатка. Шашлыка не было, зато над костром висел котелок с кашей. Костомаров сурово спросил:

— Где водка?

Ему немедленно налили. Потом еще. Он быстро захмелел… Через некоторое время, трясясь от холода, ушел в лес, и потерялся… Ребятам и девчатам из своего класса он предоставил самостоятельно разбираться с суровыми условиями весеннего леса… Хорошо, что палатка была одна — иначе мы точно замерзли бы этой ночью. А так, сбившись в кучу, мы коротали время до рассвета, превратившись мигом в дружный сплоченный коллектив, одержимый одной только мыслью — выжить. Куда там современным командным тренингам, Костомаров за один поход сумел сделать нас единым целым…