Степан Калита - Сполохи детства

— И тебя там тоже найдет, — закончил свой рассказ Серега.

— А ты что, сказал ему, как меня зовут? — возмутился я. — Предатель, что ли?

— Он тебя видел, так что готовься.

Три дня мы ждали визита участкового, чья голова была ушиблена нашим снежком, но он так и не появился. Сереге пришлось сказать, что дневник он потерял. Родители заподозрили сына в обмане — и на всякий случай всыпали ремня. Впрочем, его били настолько регулярно, что он даже не возмущался. Для меня же это происшествие прошло совсем безболезненно. Но кидаться чем-либо из окон я зарекся навсегда. И только однажды нарушил данное обещание, через несколько лет…

Я сидел дома с ангиной. Печальный, замотанный шарфом, с температурой — лихорадило сильно, вышел на балкон. И увидел, как справа к моему дому приближается девочка Оля, моя мучительная несчастная любовь, и вражина — Олег Муравьев, воспользовался моим отсутствием — и несет ее портфель… Действовал я стремительно. Побежал в комнату, нашел в коробке с игрушками надувной шарик, оставшийся еще с Нового года, наполнил его водой и завязал. Снаряд был готов за считанные секунды. Я видел, как такие же бомбочки пацаны швыряли на головы ни в чем не повинных граждан. Оля с Олегом как раз шли под моим окном. «Капитошка» упал им аккурат под ноги, и взорвался с глухим «бум», после чего «голубков» обдало водой с ног до головы. Они не двигались, шокированные случившимся. Я тоже заворожено глядел с балкона. Тут они подняли головы и увидели меня. Только после этого я спохватился, и отпрыгнул назад. Слишком поздно.

«Ну вот, — пронеслось в голове. — Зачем я это сделал?!» В детстве я частенько действовал импульсивно, и только потом думал. Наверное, это издержки незрелого разума.

Через некоторое время послышалось жужжание дверного звонка. Трезвонили настойчиво. Минут пятнадцать. Мои мокрые одноклассники были сильно возмущены моим поведением. Я решил не открывать…

Когда после болезни я пришел в школу, Олег Муравьев надвинулся и свирепо поинтересовался:

— Ты чего это дверь не открываешь?!

— Так… у меня звонок сломан.

— Врешь.

— Правда.

— Ты чего водой нас облил?! А?!

— Я?! Ты что-то спутал.

— Ничего я не спутал!

— Чего ты пристал?! — Серега, посвященный в подробности дела, толкнул Олега в грудь. — Тебе сказали, что спутал — значит, спутал.

— Ну, ладно, еще посчитаемся, — только и сказал Муравьев и попятился. Но потом о случившемся то ли забыл, то ли не захотел связываться. Тем более что Оля тоже делала вид, что не помнит это досадное происшествие. У нас как раз начали складываться романтические отношения — переписка давала свои плоды. Теперь портфель каждый день носил ей я. И, глядя на нее, задыхался от восторга, думая — боже, какая же она красивая.

В Олю были влюблены почти все мальчишки нашего класса. И даже те, кто учился на несколько классов старше. Поэтому мне пришлось тяжело. Но свою любовь я готов был защищать до последней капли крови. «Никого к ней не подпущу, — думал я, — она моя»…

Я и не заметил, как она расцвела. Появилась во втором классе, переехав с родителями из другого района. Была худенькая, белесая, с огромными глазищами. А через несколько лет вдруг стала первой красавицей школы. Но поначалу себя таковой не осознавала. А когда вдруг осознала, ее прекрасный характер испортился во мгновение ока. И кажется, не исправился уже никогда. Во всяком случае, мужа своего, кучерявого верзилу-спортсмена, она изводила своими капризами до крайней степени.

К тому времени, когда она вышла замуж, я окончательно в ней разочаровался. Тем более что в сексе она была холодна, как рыба, ложилась на кровать и лежала — люби меня — ну, наконец, ты уже закончил… Но до этого периода моей жизни еще было далеко…

Идите за мной. Наблюдайте за мной. Пока я двоечник, драчун и мелкий хулиган, ученик первого класса. Но уже на следующий год меня ожидает серьезный удар — все мои ровесники растут и крепнут, а я такой же — щуплый и маленький. Скорее всего, потому, что я очень плохо ем. Родителям не хватает денег даже на еду.

В общем, в первом классе я учился из рук вон плохо. Мне никак не давалось чистописание. Девочки выводили буковки аккуратно и ловко, как будто учились раньше в японской школе каллиграфии. У меня же, как я ни старался, получались корявые строчки непохожих друг на друга уродливых символов. Ко всему прочему, с моей головой явно было что-то не так с самого раннего детства — все знаки я писал в зеркальном отображении. Нет, я писал слева направо, как и полагается, но почему-то переворачивал значки. Точнее говоря, они переворачивались сами. Некоторые мне удавалось повернуть правильно. Но другие упорно вставали не так, как надо. В результате, моя учительница пришла к выводу, что я вообще не умею писать.

За «зеркальное письмо», за невнимательность, за плохое поведение (я частенько бил тех, кто мне не нравится) меня отправили на дополнительные занятия в «школу дураков». Так мы называли учебное заведение, где обитали дети попроще. Мы же сдавали небольшой экзамен, чтобы поступить в первый класс — так что наша школа числилась в лучших. В «школе дураков» с такими, как я, трудными детьми, работала женщина-психолог. Она собиралась сделать из нас маленьких гениев всего за несколько месяцев. Из нашего класса для корректировки выбрали троих — меня, моего приятеля Серегу (он был туповат с детства) и настоящую оторву — Свету Дубинкину — Тасве Кинабиду, как называл ее я, играя в переставление слогов имени. У Светы было две косички, неровно торчащие из головы, и отсутствовал передний зуб, что позволяло ей оглушительно свистеть. Вообще, с девчонками мы не дружили, но Света была исключением. В общем, компания для коррекционных занятий подобралась самая прекрасная.

Учащиеся «школы дураков» меня нисколько не волновали. В первом классе я думал, что самый крутой, и могу навалять всякому. Но как только мы оказались на территории школы, мне прямо в голову прилетел кирпич. Просто кто-то из «дураков» решил развлечься — запулить кирпичом в незнакомых ребятишек. Что ж, я убедился, что школу так назвали справедливо. Посетив местный медицинский кабинет, а он был «дуракам» действительно необходим, я с раненой головой, помазанной зеленкой, был затем препровождён к психологу. Эта «милая» женщина тут же обвинила в конфликте меня, заявив с порога:

— Ну и чем ты разозлил мальчишек?

Меня так поразила эта несправедливость, что я даже не нашелся поначалу, что сказать. Просто стоял, открыв рот, и смотрел на нее.

Вмешалась Светка:

— Я все видела, он совсем ни при чем. Мы только пришли. А они сразу…

— Молчать! — оборвала ее психолог. — Я не тебя спрашивала. Итак, я тебя слушаю…