Линор Горалик - Половина неба

Над Фрунзенской набережной медленно сгущались сумерки. Деревья на той стороне стояли голые, уже зажглись какие-то огоньки на аттракционах в ЦПКиО, шёл дождь. Я стоял, механически дёргая сломанную молнию на куртке, потом опёрся на мокрый парапет. Курить не хотелось. Ничего не хотелось. Так было только после развода. Мама тогда говорила: «Маричек, ты потеряешь сына».

Машка права, да, под боком, здесь, в Москве, где полгода мокрый снег и ещё два месяца дождь, и бензина в воздухе столько, что на Кольце иногда перехватывает дыхание. Где была наша школа — её в позапрошлом году снесли, чтобы построить дорогой кондоминиум. Где тридцать девятый ходит теперь только до Ленинского проспекта. И я тоже здесь — в этом городе, в этой стране, — чтобы ездить к ним по выходным, привозить Андрюшке подарки из командировок, думать каждый день о том, что здесь нельзя жить, ни единого дня — но это всё, что у меня есть, всё, что у меня когда-либо было. Единственное здесь посреди бесконечных там и нигде.

Я выпрямился, поставил перед собой на парапет сумку. Хассель, журнал, плёнки, вспышка в футляре, пара книг и да, вот он, Magnum, не представляю, какого калибра. Я запустил руку в карман и выудил оттуда монетку. Подбросил её, разжал ладонь, посмотрел на человека с косичкой, — приставил дуло к виску и спустил курок — три раза подряд, для верности. Щёлк-щёлк, щёлк, — кто малиновку убил? Опустил пистолет, посмотрел на шерифскую звёздочку на рукояти и, размахнувшись, забросил его в Москва-реку. Я — ответил воробей.

Пистолет закачался на серой воде и медленно-медленно поплыл к Университету. В стороне, у Крымского моста, низко, протяжно загудела баржа.