Юлия Кривопуск - У мечты должны быть крылья

— И что? Разве это плохо — жить ради детей? Я тебя не понимаю, мам!

— О себе тоже надо думать, — ответила та, — о собственном достоинстве. Иначе всю жизнь будешь пресмыкаться. И я — тому пример. Сначала отец твой власть надо мной имел, а теперь вот зять то же самое делает.

— Мама, не надо всё так воспринимать, — принялась Лена её уговаривать. — Ничего ужасного в твоей жизни не происходило и не происходит. Ну, развелась бы ты с папой, и дальше что? Влачить полунищенское существование, одной, с двумя детьми? Квартиру бы пришлось разменять, офицерских продуктовых пайков не было бы. В очередях за колбасой стоять — это что, жить с достоинством? А смогли бы мы с Виталиком высшее образование получить? Неизвестно.

— А на хрена тебе твоё высшее образование? — грубо спросила Егоровна. — Вот выучили тебя, и что? На втором курсе замуж выскочила, на третьем родила. Еле до диплома тебя дотянули, мучились сколько. А толку? Сколько ты по специальности проработала? Дома сидеть и борщи варить можно и без института!

— Да, мама, — вспылила Лена, — я сижу дома и варю борщи! Потому что я замужем за человеком, который может меня обеспечить! Потому что я не хочу преподавать в школе за тысячу рублей в месяц! Потому что я не желаю тратить свои нервы на полудебильных детей, которых интересуют только жвачка, кола и мультфильмы про черепашек-ниндзя. Хочешь, чтобы я развелась с мужем и пошла работать учительницей? А как мы будем жить, мам? Нам тогда придётся переехать обратно в свою квартиру! А там живёт Вера с мужем и ребёнком! Забыла? Хочешь ютиться впятером в трёх комнатах? А если Вера ещё родит?

— У Веры есть муж! — тоже повысила голос Егоровна. — Вот пусть он и обеспечивает свою семью жилплощадью! А не пристраивается жить в моей квартире!

— Мама, пожалей Веру! Где её муж возьмёт квартиру? Ну где?

— Я не обязана об этом думать! — Голос матери сорвался на крик. — Пусть снимает, пусть катятся к его родителям!

— Да, мама, давай, выгони родную внучку на улицу! — всплеснула руками Лена. — Пусть в подворотне живет, а ты будешь жить одна в трёхкомнатной квартире и думать о своём достоинстве! Только вот на какие деньги ты будешь жить, а? На свою грошовую пенсию? С раннего утра будешь бегать по булочным, выискивая хлеб подешевле? Ходить в дырявых туфлях? Латать старые платья? Так ты сохранишь своё достоинство?

Мать сгорбилась, закашлялась, взгляд её потух. Затем скрипучим голосом произнесла:

— Вот и не спрашивай больше, Лена, хорошо ли я живу. Всю жизнь медсестрой проработала, с самой юности. В войну ещё, девчонкой сопливой, санитарам помогала, бинты стирала. И чего дождалась на старости лет? Копеечной пенсии, на которую прожить невозможно… И ту государство не выплачивает, с декабря вон ни рубля в сберкассе не дали. А президенту нашему хоть бы что! Только водку жрёт с утра до вечера, а на простой народ плюёт! Харю жирную откормил… У, сволочь! — Егоровна погрозила кулаком в сторону вещающего с экрана телевизора Бориса Ельцина. — Старики в нищете живут, кругом одно ворьё, бандиты и пьяницы. Людей до нитки обобрали! Где моя пенсия? Где, а? — вопросила пожилая женщина главу государства, как будто он мог ей ответить. — Пропил её небось гад… Как же тут с достоинством прожить? Вот и остаётся только — перед богатеями на коленях стоять. Сколько лет уж перед зятем на коленях стою и помру, видать, на коленях.

Егоровна обратила взгляд на дочь.

— И ты, смотрю, такая же. Вся в меня. Муж тебя вместо прислуги держит, а сам по любовницам бегает. А ты терпишь. Нет у нас в роду гордых женщин..

Лена вздрогнула, но справилась с собой, подошла к матери, обняла её за плечи и тихо сказала:

— Мы хорошо живём, мама. Да миллионы женщин посчитали бы за счастье оказаться на нашем месте. У нас есть огромный дом, есть достаток. Мы не заботимся, где нам спать, как согреться зимой, где взять еду. У тебя двое замечательных детей, двое внуков, правнук. Все здоровы, все пристроены. Да, нам с тобой приходится убирать в доме и варить еду. Но все женщины делают это и не считают себя прислугой. А насчет любовниц, так это всё сплетни. И папа тебе не изменял, и мой муж мне не изменяет. Это всё бабы от зависти брешут.

— Да, действительно, бог с ним, — вздохнула Егоровна, — и уберём, и приготовим. Но хоть бы отношение человеческое было. А то как собачек шпыняет.

— Мам, не выдумывай. — Дочь слабо улыбнулась. — Тебя Стёпа вообще не трогает. Если кому достаётся, так это мне. А я терпеливая, мне всё нипочем.

Женщины замолчали.

— Лен, — подала голос Егоровна. — А почему Степан Верке квартиру не купит?

— Не задавай глупых вопросов, мама, — ответила та. — Потому что Вера — не его дочь.

Васильич просидел на воздухе где-то около часа. Ему хотелось прогуляться до моря, разуться, потрогать ногой мягкие волны. Но очень уж лень было вставать. Его стало клонить ко сну. Побоявшись заснуть прямо на улице, хозяин усадьбы сделал над собой усилие и поднял тяжёлое тело с кресла. Дойдя до дома, он ввалился в гостиную и, узрев жену, стоящую у окна, капризно протянул:

— Ле-ен, спа-ать хочу!

— Да, Стёпушка, сейчас, — всполошилась та. — Пойдём, я тебе постель разберу.

Муж устало поморгал слипающимися глазами и поковылял в спальню.

Супруги спали раздельно. Васильич выделил себе комнату на первом этаже, чтобы не утруждаться подъёмом по лестнице. Широкая кровать громоздилась посреди комнаты, декорированной в тёмно-синем цвете. Лена быстро сдёрнула покрывало, поправила пуховые подушки. Хозяин прошёл в комнату прямо в уличной обуви. Кряхтя, уселся на край кровати и вытянул ногу. Жена сняла с него один ботинок, потом другой, затем помогла стянуть рубашку и брюки. Завалившись в постель и повернувшись на бок, Васильич заканючил:

— Спинку почесать!

Лена покорно заскребла ногтями по спине мужа. Штырь удовлетворённо засопел, засыпая.

— А! — Васильич издал такой звук, что жена вздрогнула. — Совсем забыл! Завтра Бабенко в гости приедет. Тебе надо стол накрыть. Соорудишь там всё, как полагается.

— Как Бабенко?! Как в гости?! — У Лены бессильно опустились руки. — Почему же ты раньше не сказал? У нас даже продуктов нет!

— Утром в город съездишь, купишь, — сонно пробормотал муж.

— На чём? — простонала жена. — Ты водителя домой отпустил!

— Да? Чёрт! Позвони, пусть приедет, отвезёт тебя на рынок. — Штырь недовольно задвигался, требуя, чтобы его опять чесали.

— Хорошо, — устало и покорно произнесла Лена, снова начиная скрести спину мужа. — Бабенко один будет? Или с женой?

— Один. Или с женой. — Васильич уже засыпал, язык его заплетался.

— А во сколько они приедут? — заторопилась супруга задать последний вопрос.

— К обеду. — Муж сладко зачмокал и захрапел.