Вильхельм Муберг - Мужняя жена

Но теперь он отомстил крепко и жестоко. С помощью несчастной способности человека рождать в себе муки страха.

Лежит в деревне покойник — старый Франс Готфрид преставился, — не то удар его хватил, не то кровь закупорилась, а может, и что иное с ним приключилось. Вроде бы покойник как покойник, а на самом деле отдал он богу душу из-за нечистой совести. А однорукий бредет себе дальше от села к селу, несет тяжелую поклажу — божественные книги — и того не ведает, что повинен в смерти человека из Хэгербека. Пришел и убил его пустым рукавом вместо ножа. Стало быть, теперь души людские идет спасать убийца.

В доме у Франса Готфрида готовятся к поминкам, а мертвеца несут в церковь крестьяне из Хэгербека. Дороги худые — приходится нести гроб на руках до самой церкви. Дорога в церковь до того камениста и ухабиста, просто беда. Коли поставить гроб на телегу, покойника расколотит вдребезги. А до Альгутсбудской церкви путь неблизкий — чуть не две мили. Для хэгербекских крестьян тяжкий труд нести мертвеца к могиле — работа, почитай, на целый день. В зимнюю пору еле успеешь воротиться домой засветло.

Однако ни один крестьянин от этой работы не отказывается. Каждый знает: его самого понесут когда-нибудь на кладбище. На помощь пришли все двенадцать, что остались в живых. Двенадцать хэгербекских крестьян испокон веков несли тринадцатого.

Ранним утром собираются они в доме умершего, поднимают гроб и несут его вниз по крутому каменистому склону. Крестьяне делятся на две группы: покуда одни несут гроб половину пути, другие идут порожняком — отдыхают. Из дома покойного они прихватили три кувшина поминального вина. Всего по полкружки на брата — совсем немного: дорога чуть ли не в две мили длиной, да на пути не меньше десяти крутых пригорков. Из-за горушек-то надо бы набавить еще один кувшин.

Крестьяне постарше идут позади, держат гроб у изголовья. Самые молодые — впереди. Хокан и Повель — младшие в селе — идут рядом, у ног мертвеца. Хокан с Повелем держатся за одну веревку, а меж ними — гроб.

Оба они — мужья одной жены.

Напрасно старается Хокан забыть про это. Ему видится все время одно и то же. Мэрит хочет помочь ему, утешить, мол, она милеет сердцем лишь к нему одному, он один ее желанный. Когда приходится уступать мужу, сердце ее не с ним. Ему она отдается лишь по долгу и принуждению. Мол, она пытается уговорить себя, будто тешить мужа в постели — одна из ее обязанностей по дому, такая же, как сварить Повелю еду, накормить его.

Мэрит зажигает сердце Хокана, она одна дает ему радость и отдохновение. Кабы не это проклятое видение!.. Оно является ему по вечерам перед сном. Вот сейчас в доме Повеля ложатся спать… Сейчас… как раз сейчас… может быть, как раз в этот миг… Он закрывает глаза, и ему кажется, будто он видит все, от начала до конца.

Что-то будет с ними? Он сгорал от желания убежать с ней, скрыться в бескрайних лесах, но она никак не хотела расстаться с деревней. Неужто ему остается лишь одно — терпеть?

И вот двенадцать несут тринадцатого. Время от времени они ставят гроб, чтобы освежиться глотком-другим вина. Июльское солнце печет жарко, да к тому же Франс Готфрид пролежал дома почти целую неделю и сильно смердит, нужно чем-то перешибить дух. Не мешало бы дать им еще кувшинчик вина из-за вони да крутых горушек.

Хокан идет рядом с Повелем и думает: «Покойный был лишний человек в деревне. В Хэгербеке всегда одним крестьянином больше, чем надо. Теперь в усадьбе Франса Готфрида поселится новый хозяин — и опять в деревне их будет чертова дюжина. Но однажды двенадцать крестьян снова соберутся у гроба тринадцатого, перевяжут гроб веревками и понесут покойника вниз по склону. Всегда будет здесь одним крестьянином больше, чем надо. И суждено им носить покойников вниз по склону.

Вот идем мы с Повелем — два односельчанина. Негоже нам тут жить вдвоем. Я обманываю его бессовестно, он же, сам того не зная, причиняет мне боль нестерпимую. Так далее продолжаться не может. Один из нас лишний Не жить нам обоим в деревне. Один из нас должен уйти. Повель пустил здесь корни. Он не покинет деревни, покуда его не унесут в гробу, как сегодня Франса Готфрида. Он прилепился к своей земле и не расстанется с нею, покуда жив. И жену он хочет привязать к своей усадьбе. А вот я могу уйти, когда захочу. Мне не надобно ждать, чтоб меня унесли отсюда. Но я уйду только с женой Повеля.

Оттого-то и живем мы покуда оба в этой деревне, и один из нас лишний».

Двенадцать крестьян несут тринадцатого. К вечеру они возвращаются, теперь в руках у них лишь одни веревки. Выпив и закусив на поминках в доме покойного, они расходятся по домам. Хокан тоже стал было прощаться с Повелем, когда поравнялся с его домом. Но Повель не хочет отпускать соседа: они сегодня вместе несли гроб, стало быть, и день им следует закончить вместе — таков обычай в Юдере. Отчего бы ему не заглянуть к ним в дом и не испить винца?

Хокан отнекивается, теперь ему невмоготу находиться под крышей Повеля. Но тот не отпускает его: что ж это он брезгует соседом? Не хочет зайти и выпить с ним? Хокан не сумел придумать отговорку, пришлось зайти в кухню опрокинуть чарку. Мэрит уже улеглась спать.

На поминках Повеля не надо было уговаривать выпить, и захмелел он изрядно. По будням он молчалив, а за кружкой вина — не остановить, болтает без устали. Лишь бы было с кем говорить. Во хмелю он не дурак похвастать, коли есть перед кем хвалиться. Сейчас ему охота, чтоб похвалили его вино, старое винцо-то, еще дома в Юдере ставлено. Хокан пьет с ним, а у самого только и думы, что про женщину, которая лежит рядом за дверью, в спальне. Не идут с ума две ночки, проведенные там с нею по весне.

Повель разбушевался, а Хокан говорит:

— Как бы не разбудить жену-то твою!

— Мэрит не заснет, покуда я не приду! — отвечает Повель, ухмыляясь.

Эта ухмылка жжет Хокану грудь каленым железом. Напрасно пытается он найти предлог, чтобы уйти отсюда. Повель вовсе не думает его скоро отпускать: они вместе несли гроб, стало быть, нечего торопиться, надо посидеть да потолковать хотя бы до полуночи. Уж такой обычай у них дома в Юдере… И тут Повель принимается хвастать не на шутку. Он хвастает своим отцом, всей родней, богатой усадьбой, урожаем, который он соберет в нынешнем году, своим вином, которого он может выпить сколько угодно. Хокан не раз хотел, чтобы Повель ему стал противен, а тут он и в самом деле ему опротивел. Повель — человек услужливый и добросердечный, зла никому не делает, всем желает добра, но про все это он хорошо знает и сам. Шибко нравится Повелю, что он такой хороший человек, и во хмелю он говорит о том, не скрывая.

Повель до того упился, что вовсе забыл про робость; теперь он, хуже того, принялся хвастать своей женою. Мол, женой он шибко доволен. Она добрая хозяйка, баба работящая и честная. Жаловаться у нее ни на что нет привычки. Они живут в добром согласии, не ссорятся, не бранятся. Промеж ними мир да лад, лучшего и желать не надо. А в работе они словно пара лошадей, что привыкли ходить в одной упряжке. Коли бог даст здоровья, они, верно, приумножат добро в своей усадьбе, — уж Повель это точно знает. Да, у него все идет ладно, грех жаловаться. А прежде всего он доволен своей женою. А что Хокан скажет о Мэрит?