Федор Ошевнев - Компенсация

…Меж тем, выделенное Мильченко для сбора «дисциплинарной» информации время истекло и Кузнецов с тяжелым сердцем зашагал в кабинет подполковника милиции…

Едва услышав, что его распоряжение проигнорировано, двойной зам шарахнул кулаком по столу:

— …твою мать! Да за невыполнение приказа… Ты, может, в народное хозяйство захотел? А то я быстро путевку на дембель выпишу! По негативу!

— Вы мою мать не трожьте! — невольно подался Андрей вперед на стуле. — Она уже в мире ином, и нечего ее память опошлять! Немедленно извинитесь! И тыкать не смейте, я вас уже предупреждал! По тому же положению о службе в органах, все сотрудники обязаны обращаться друг к другу только на «вы»!

На несколько секунд в просторном кабинете воцарилась настороженная тишина, и в ней все присутствующие отчетливо услышали, как кто-то тяжело протопал мимо слегка приоткрытой двери, по коридору.

— Майор Кузнецов — выйдите! — разлепил, наконец, полоску сжатых губ Мильченко. Короткая фраза была произнесена с отграничением как бы выплевываемых слов. Лицо подполковника милиции больше не казалось женственным, в хищном оскале приоткрытого рта проглянула глухая враждебность. Она же отчетливо читалась в испепеляющем строптивого подчиненного упертом взгляде, застыла на крыльях раздувающегося носа, оттопыренной нижней губе и выдвинувшемся подбородке.

Андрей медленно поднялся.

— Вопрос об извинении я не снимаю. А по поводу путевки на дембель — это завтра обсудим… в другом кабинете…

Больше в тот вечер пресс-секретарь на компьютере не работал. Зато от руки написал рапорт на имя начальника УВД, где скупо изложил суть своих претензий к подполковнику Мильченко — начиная с его просьбы о покупке погон. В конце документа подчеркнул, что озвученная угроза увольнения вызвала у него, Кузнецова, на нервной почве, настолько сильный приступ головной боли, что закончить распечатку он был физически не в состоянии.

И это было голой, чистой, абсолютной правдой.

Спрятав рапорт в сейф, Кузнецов уточнил время: двадцать пятнадцать.

И вот тогда офицер, впервые за весь последний месяц, рискнул уехать со службы раньше обычного и с чувством неисполненного служебного долга…

— Что, неужели твой «усиленный» наконец-то на убыль пошел? — несказанно удивилась дома супруга Андрея.

— Черта лысого! — разрушил хрупкие надежды муж. И поморщился. — Просто башка пополам раскалывается — вот и свалил пораньше. А все тот козел, которого на место Веревко в начальники прислали… В общем, неизвестно, чем еще все завтра обернется.

— Опять поскандалить расстарался? — насторожилась слабая половина, достаточно изучившая сильную за четырнадцать совместно прожитых лет.

— И не старался вовсе… — хмуро ответствовал Кузнецов, снова поморщившись. — Ладно, проехали…

— Ну-ну, — уже с сарказмом отозвалась жена. — Иди хоть тогда, с сыном пообщайся, а то скоро только по фотографиям узнавать и будет. А я пока твою любимую жареную картошку подогрею…

Впервые за тот суматошный месяц Андрей хорошо выспался, «придавив» подушку на целых восемь часов. Однако все хорошее имеет обыкновение быстро заканчиваться…

Утром следующего дня пресс-секретарь узнал, что подполковник Крикуленко внезапно приболел. Прямо скажем, нерадостное известие…

— Да как ты только посмел домой уйти? — вскричал начальник УВД, едва услышал про неоконченные распечатки. — Взыскания захотелось?

— Чего там — взыскание, когда меня вчера почти что уволили, — скорбно произнес Кузнецов. — Я вот тут, тезисно, изложил… — И протянул вчерашний рапорт, скромно ожидая, пока полковник милиции, нацепив очки, ознакомится… да, по сути, с жалобой.

— Ну и?.. — хмыкнув и отложив два листа на скрепке, поинтересовался тот. — Чего, собственно, хочешь?

— Немногого. Я понимаю, что помогать мне новый начальник вряд ли будет. Так пусть хотя б не мешает! На свои совещания не дергает, заданиями кадровыми не грузит… К форме прицепился, вернее, что без нее работаю. Ему-то какая половая разница? Ну и за языком чтоб следил.

— Что ты так близко к сердцу рабочие моменты принимаешь! — попенял полковник. — Глупо! Подумаешь, матюкнулся кто-то для связки слов… А за остальное — переговорю. Но чтоб завтра распечатки за оба дня как штык! Иди, начинай обзвон радио… Стоп-стоп, чуть не забыл! Срочно приветственный адрес в стихах подготовишь — нужный нам человек, держи, вот его данные. Ох, и не вовремя Крикуленко из обоймы выпал — обязательно чего упустите…

Но как раз с этим — по крайней мере, в отношении своей персоны — пресс-секретарь не был согласен категорически. Все три последующих дня он трудился почти в автономном режиме, лишь дважды в сутки, докладываясь начальнику УВД (кстати, известившему Кузнецова, что его начальнику даны «необходимые указания»), а перед убытием в город и по возвращении в родные стены извещал о своих перемещениях секретаря ОК. С Мильченко же только коротко здоровался, случись встретиться в коридоре, и наблюдая сухой кивок.

Однако наутро дня четвертого в кабинете Андрея возник капитан Подгорнов, курирующий линию боевой и физической подготовки плюс следящий за соблюдением-исполнением графика нарядов кадровиков.

— Ты помнишь, что сегодня дежуришь по личному составу? — деловито осведомился он.

— М-м-м… А ведь и правда, — нехотя признал Кузнецов. — Слушай, а как же быть, если ночью вдруг ЧП и мне «служебку» готовить придется? Вы-то — к утру отписались и при любом режиме на боковую. А я сейчас каждый день, и даже по воскресеньям, на радиопередачах завязан. Стало быть, потом никуда уйти не смогу…

— Не мои проблемы, — сразу отбоярился Подгорнов. — В графике есть? Есть… Расписывался? Гляди, вот твоя министерская…

— Да ведь это еще без учета усиленного варианта составлялось, — запротестовал было пресс-секретарь.

— Ничего не знаю. За тебя пахать никто не собирается — и так всего раз в месяц в наряд ставят.

— Блин… Придется к Мильченко идти, — в раздумье произнес Андрей.

— Ха! Не советую, — предупредил Подгорнов. — Во-первых, он тебе после позапозавчерашнего точно навстречу не пойдет. А во-вторых, каждый смотрит в свой тазик, и если даже кого будут за тебя нагинать — всякий рогом упрется!

— Ага, конечно. А двое суток подряд, да без сна, да при сегодняшней нагрузке?

— Кому сейчас легко? — философски процитировал капитан одно из любимых изречений подполковника Крикуленко. — И вообще: что ты, раньше времени, волну гонишь? Глядишь, ничего за все сутки и не разразится: продрыхнешь дома до утра, в благости…

— Как же! Раз, помнится, за ночь целых четыре происшествия скопом, так после едва не разорвался! С одной стороны, Степан Григорьевич наседает: живо проблемную статью на стол, и приветственный адрес срочно, и поздравительный приказ давай, а с другой — он же: почему со «служебками» копаешься?