Алексей Котов - У ангела болели зубы : лирическая проза

— А рожать за тебя кто будет, тоже я?!.. Дура никчемушняя!!.. Выходи!

Кулак снова опустился на дверь. Та стала ниже и перекосилась на один бок.

Ленька вдруг понял, что еще одно усилие и дверь разлетится в щепки.

Он замер и медленно опустил кулак.

— Выходи… — голос Леньки звучал все также грозно, но вдруг стал значительно глуше. — Все равно бить буду!

Тоненькая и хрупкая Людочка была только на год моложе Нинки. Но рядом с ней она казалась подростком. У Людочки были огромные голубые глаза и тоненькая шея.

— Симулянтка!.. Кровососка несчастная!..

Дверь сама, без малейшего усилия со стороны Леньки, движимая лишь легким сквозняком, вдруг стала открываться.

Ленька притянул ее к себе мизинцем за ручку.

— Выходи, кому говорю!

В спальне снова горько всхлипнули… Потом еще и еще раз.

Ленька сунул в щель между дверью и косяком подвернувшееся под руку полотенце и прижал ее…

— Последний раз по-хорошему говорю, выходи!

Тихий плач Людочки начался с детского «Ой, мамочка!..».

— Сволочь малохольная!..

Ленька попятился от двери. Он споткнулся об опрокинутый стул и, едва не потеряв равновесия, обрушился на диван.

— Заткнись!

Ленька запустил в стену подушкой.

Плач в спальне стал чуть громче и значительно безысходней.

— Да заткнись же!.. — Ленька сдавил руками голову, чтобы не слышать его. — У меня скоро крыша от тебя поедет!

Уши под широкими ладонями горели жарким пламенем. Ленька завалился на бок. Он вслепую нашарил вторую подушку и накрыл ей голову.

— Господи, что же я с такой дурой связался?!.. — на мгновение перед его мысленным взором снова промелькнуло пышное тело Нинки. — Все бабы, как бабы, а эта… Ну, вообще!.. Господи, да за что ты меня так, а?!

Вопль Леньки из-под подушки звучал не менее трагично, чем тихий женский плач в спальне.

— Все равно уйду, блин!.. Я что, псих, что бы с дурой жить?!

Ленька подобрал под себя ноги и лег поудобнее.

— Этих баб… — он на секунду запнулся. — Море! А может и два моря. Океан, в общем… А я тут с этой… Поэтессой-принцессой! Три стихотворения напечатали, а она… — паузы между злыми словами становились все длиннее и длиннее. — А она от счастья рехнулась. Да кому ты нужна, со своими стихами?!.. Ненормальная! Кто их сейчас читает-то?

Дышать под подушкой было трудно и жарко. Хмель кружил мысли и искал простора. А может быть просто глоток свежего воздуха.

Ленька снял подушку и положил ее под голову.

— Слышь, Людка!.. — он помолчал, ожидая ответа. Но ответа, кроме короткого, уже после слезного, всхлипывания не последовало. — Недавно с мужиками после работы выпивали… А закуску на газете разложили. Глядь, а там, в газете, стихи!.. Полчаса ржали. Ах, мол, ты меня оставил и все такое прочее… Ну, смешно же, пойми! Какого черта, спрашивается, со своими переживаниями на люди лезть?.. Как на сцене, честное слово. «А сердце пусто, как почтовый ящик…» — Леньки чуть улыбнулся. — А почему, например, не как гробик, а?.. Или как ведро. Ха-ха!.. — смех получился не совсем естественным. Ленька заерзал на диване и громко рявкнул. — Людка-а-а!!..

— Что? — тихо донеслось из-за двери.

— Мое сердце пусто, как наш холодильник.

Ответа не последовало.

— Поэтесса, а юмора не понимаешь. — Ленька презрительно скривился. — Слышь, пошли в баню, а?.. Спинки друг другу потрем…

«Не пойдет!» — подсказал Леньки внутренний голос.

«Знаю!» — тут же огрызнулся сам Ленька.

Но злость уже проходила. Хмель потихоньку брал свое — Леньку потянуло в сон и он зевнул. Вспышка раздражительности, жуткой и всепобеждающей, оказалась похожей на мыльный пузырь.

— А завтра я к Нинке уйду, — пообещал он жене. — Одна жить будешь, на свою детскую зарплату. С пустым сердцем и холодильником. Поняла?.. Чего молчишь?

В спальне чуть скрипнул стул.

«Села, наверное…» — догадался Ленька.

Если Людочка плакала, она всегда по-детски забивалась в угол комнаты. Иногда она опускалась на корточки и прятала лицо в ладони. Потом, после слез, Людочка садилась за стол и долго-долго, отрешенно смотрела в одну точку. У нее были пустые, но почему-то удивительно прекрасные глаза, а на тонкой шее пульсировала чуть заметная голубая жилка.

Стул скрипнул еще раз.

Очередной зевок Леньки получился шумным и протяжным.

Ленька положил подушку поудобнее, повернулся на живот и уткнулся в нее носом.

— А Нинка баба что надо… Такая за хорошего мужика обоими руками держаться будет. Ученая уже… Со своим алкашом Толиком вдоволь всего нахлебалась. И детей нет… Лафа!

Ленька приоткрыл один глаз.

— Людк!..

Из-за двери уже не доносилось ни малейшего звука.

— Не плачешь, да?..

Молчание.

— А зря!.. Покаталась ты на моей шее — и хватит. Баста!..

Через пару минут Ленька уснул. Он уснул так быстро и незаметно для самого себя, что его последняя фраза: «Придумали, понимаешь любовь в помидорах для…», так и осталась незаконченной.

Ему снилась голая Нинка. Они лежали в постели, но ничего такого между ними не происходило. Или уже произошло… Внутри, под сердцем Леньки было пусто, как в старой бочке.

«Чужая ты…» — вдруг убежденно сказал Ленька соседке и отвернулся к стене.

…Было два, а может быть и три часа ночи.

Людочка лежала на спине и рассматривала потолок раскрашенный луной в сетчатую клетку от шторы. Иногда она морщила лоб и кусала губы, — детали давнего и смешного случая словно окутал туман.

Сколько ей было тогда?.. Вряд ли больше трех лет.

Шумный праздник Нового Года в детском саду отмечали вместе с родителями. Людочка почти не помнила лиц и многое, если не все, возвращалось к ней как смутные, темные пятна в большом, ярко освещенном зале.

Зал жил ожиданием Деда Мороза. Это Людочка помнила очень хорошо. Середина зала, возле сверкающей елки, была пугающе огромной и пустой.

Людочка не помнила, как пришел Дед Мороз. Наверное, он прошел сквозь толпу и направился к елке. Он что-то громко говорил, стоя возле нее… Конечно же он, должен был что-то говорить… Наверное, поздравлял. Память сохранила только микрофонный тембр его голоса начисто лишенный слов.

А еще был страх… Именно тогда крошечная Людочка вдруг ясно поняла, что не только она, но и все дети боятся к подойти к Деду Морозу. Страх был живым и самым настоящим — расстояние до сказочного, белобородого гостя казалось слишком огромным. Слишком!.. Сверкающий зал отражался в полу, и сам пол был похож на тонкий слой льда.

Людочка хорошо запомнила паузу, когда Дед Мороз перестал говорить… Он сел. Он ждал, но никто из детей к нему не шел. Страх стал похож на стену.

И тогда маленькая Людочка бросилась к дедушке под елкой так, словно прыгнула в бездну… Это было похоже на полет. Она с разбега уткнулась Деду Морозу в колени и… Что она выпалила? «Дедушка» или просто «Мороз»?.. Или она ничего не сказала, а просто смотрела полными ужаса и восхищения широко распахнутыми глазами на лукавый прищур за пышной бородой?