Александр Половец - Мистерии доктора Гора и другое…

Так… Шмакову же эта коварная запятая обернулась вопросом: на что ему теперь такие деньги, человеку одинокому и в почти пенсионном возрасте? «Получается, теперь скелет мой, — размышлял он по пути домой, — вроде бы уже и не мой?..» Его и ночью преследовала эта мысль, вызвавшая собой сон, из которого никак не мог вырваться Шмаков: его, плотно запеленутого в простыню, не отпускали с носилок те двое в белых халатах, и с ним рядом, но отдельно от тела, размещался скелет, про который Шмаков знал, что это его кости, а, тем временем, каталка с носилками въезжала в узкую дверь, за которой тот самый морг — и это Шмаков тоже знал. Шмаков кричал, что он живой, что он живой!

Шмаков долго не мог пробудиться и от своего крика, наконец, проснулся… После кошмарной ночи решение спросить совета у Тихого пришло к Шмакову совершенно естественно. Сосед, уже переместившийся, или перемещенный с чьей-то помощью, с пола на диван заинтересованно уставился в тот район пиджака Шмакова, за которым скрывался внутренний карман, и, удовлетворясь увиденным, отметил в положенном месте выпуклость.

Когда, принесенная им, заветная емкость просвечивала на фоне окна, не знавшего занавеси от самого вселения сюда соседа, безнадежной пустотой, Тихий, подперев голову двумя руками, вдруг произнес: «Слушай, если тебе без скелета, который уже как бы и не твой, невозможно — купи мой! Мне он не нужен, владей! Все равно скоро умирать буду. Придет время, — отдашь им мой, а свой — носи пока. Недорого можешь взять — ну, чтобы хоть на старый телевизор хватило, видишь, живу безо всего, как в тюрьме!» — от такого оборота Шмакову стало не по себе. «В тюрьме… в тюрьме…» — стучало в ушах, наваждение и только. И, вообще, — путаница какая-то: если «умирать» — зачем соседу телевизор?

«Может, и правда, купить? — выпитое придало мыслям Шмакова новое направление. — С другой же стороны, только не у него, соседский — размерами меньше его, Шмакова, да и пьющий человек сосед, скелет его может и гнилым оказаться». Сосед, как угадал сомнения Шмакова: «Не нравится мой — у других поспрашивай». Когда бутылка опустела окончательно, сосед на обороте какой-то квитанции вывел: «Купим. Недорого. Скилет. Целый. Мужчину». Ниже обозначили номер своей квартиры. И приклеили на стену рядом с почтовыми ящиками в парадном. Так, вроде шутка, но и всерьез.

Утром проснувшемуся Шмакову стало не по себе при воспоминании об этой бумажке. И вскоре — звонок в дверь: участковый внимательно осмотрелся.

— Что это ты, гражданин Шмаков, коммерцию завел на старости лет? Мало тебе ее на работе?

«Неужто, и до него уже дошло о недостаче? Так ведь не было ее!»

— Ты это брось, не позорься, Шмаков!

— Да пошутили мы с соседом, — стал оправдываться Шмаков.

— Ничего себе, пошутили, а если вы кого-нибудь на самоубийство толкаете?..

Шмаковским объяснениям участковый не очень поверил: «Мы еще побеседуем…» А через день, едва Шмаков вернулся с работы, — у дверей дожидается некто с удостоверением — «фининспекция». «У вас, по слухам, кустарное пуговичное производство — где ваши отчеты, накладные — можно ознакомиться? Будем облагать».

И почти следом за ним — жилец с первого этажа, чаще живший не здесь, а там, откуда так, запросто, в гости не заходят. Шмаков, как и другие жильцы, его побаивался и старался обходить стороной. Вот он: физиономия небритая, опухшая:

— Я насчет скелета. Бери! Пара банок — товар твой!

При всей нереальности происходящего, мелькнула все же у Шмакова практичная мыслишка: «Фигура подходящая, может, и правда, купить… А лучше, — сразу поправил себя Шмаков, — выпроводить его, пусть уходит». Так ведь, не уходит!

— Ладно, хоть на одну дай!

— Пиши обязательство, — нашелся Шмаков.

Пришлось сесть за стол, Шмаков на листке сверху нацарапал: «Договор». И дальше… В общем, очень странная получилась бумага. Но — документ. Выходило по ней, что свой скелет Шмаков может сохранить за собой, передав, взамен его, медицине только что купленный. «Оформить надо бы все сразу, неровен час, — опасался Шмаков, — пока дружки бывшего хозяина скелета ребра ему не повредили». А то и под машину пьяный попадет, но если потом, это будет уже не его, Шмакова, забота.

А перед самой работой вдруг подумалось: «Ну, пропущу еще день, отработаю. Такое дело — надо торопиться. Да и печать бы на договор поставить — могут без печати не принять. И, вообще, в любом деле нужен порядок» — по пути зашел Шмаков в контору, где недавно заверял бумаги о предстоящей пенсии, к нотариусу. Тот, прочтя — «Документ», и дальше — недоверчиво посмотрел на Шмакова, не шутит ли посетитель, потом еще раз прочел: «Обождите, гражданин», — ушел за перегородку. И вернувшись: «Нет, гражданин, не можем мы такие документы заверять, вы уж сами как-нибудь, полюбовно» — и снова ушел. Совсем ушел, понял Шмаков.

Подходя к клинике, Шмаков готовился к серьезному разговору, в надежде, что еще не поздно, что все может обернуться по-хорошему и что удастся забрать свою расписку, отдав взамен новую, на чужой скелет. Надо только быть с ними построже, понимал Шмаков, и даже заготовил такое: «Безобразие! При современном развитии пусть ваши ученые придумают искусственные скелеты из пластмассы!»

В комнате с табличкой номер «13» оказались совсем другие люди, солидные, пожилые. Шмаков начал очень миролюбиво, объясняя, что хотел бы свою расписочку получить обратно, взамен вот этой. А заметив, что его не понимают и, не читая, возвращают ему «документ», сорвался: «Нет пока такого закона, чтобы у трудящихся насильно покупали их скелеты!»

— Успокойтесь, товарищ, присядьте, вот стул, — что вас беспокоит?

Шмаков сбивчиво объяснял про недостачу, про фининспекцию и про пьющего соседа, который его надоумил…

— Николай Николаич, — обратился, наконец, задыхаясь от хохота, один пожилой юрист к другому, — это твои, твои аспиранты отчебучили! Ты им теперь практику должен зачесть по высшему балу!

Подошло время — так ведь и умер по-настоящему Шмаков: жил-жил и перестал…

Неприятная, даже и для человека привычного, процедура освидетельствования того, что оставалось от Шмакова, досталась, как и положено, дежурившему в тот раз доктору, не поверите — им оказался один из шутников, оформивших когда-то здесь же, в институтской клинике, «прошение» Шмакова. Произведя необходимые действия, доктор окликнул штатного прозектора, боясь поверить глазам, да какой — глазам, всем пяти чувствам, которыми наделила нас природа: вместо костей, составляющих так называемый опорно-мышечный аппарат «хомо сапиенса», мышцы, сухожилия и всё остальное, удерживалось в относительно должном порядке некоей субстанцией, на кости мало похожей.