Дэвид Митчелл - Блэк Свон Грин

Теперь уже Галтиери пытается усадить нас за стол переговоров, но Мэгги сказала ему, что согласна обсудить с ним только одно – 502-ую резолюцию Совета Безопасности ООН, то есть безоговорочный вывод аргентинских войск с Фолклендских островов. Какой-то аргентинский дипломат в Нью-Йорке до сих пор твердит о том, что «Белграно», мол, был вне Зоны Отчуждения, и что Британия «больше не правит морями, и что она уже «уморила» всех своим «правлением». В «Дэйли мэйл» написали, что это типично для Аргентинских бумагомарак – каламбурить каждый раз, когда речь идет о жизни и смерти; и еще – что Аргентинцам стоило хорошенько подумать до того, как они водрузили свой идиотский бело-голубой флаг на территории нашей суверенной колонии. И я согласен с «Дэйли мэйл». Еще они пишут, что Леопольдо Галтиери вторгся на Фолклендские острова с одной лишь целью – отвлечь внимание от проблем в его собственной стране, где людей подвергают пыткам, убивают и сбрасывают с вертолетов в море. В «Дэйли мэйл» написали, что ура-патриотизм – это последнее убежище подлеца. «Дэйли мэйл» во всем правы, как и Маргарет Тэтчер. Англичане сейчас чувствуют моральный подъем. Люди стоят в многокилометровых очередях в больницах, чтобы сдать кровь. Мистер Уитлок на уроке биологии рассказал нам историю о двух патриотичных мальчишках, которые на велосипедах доехали до Ворчестерской больницы, чтобы сдать кровь (все знали, что он говорит о Гилберте Суинярде и Пите Рэдмарли). Но у них ничего не вышло – медсестра заявила, что они слишком молоды. И мистер Уитлок написал письмо Майклу Спайсеру, – члену Парламента, – письмо, в котором жаловался на то, что сынам Британии не позволяют внести свой вклад в общее дело будущей победы. Это письмо уже опубликовал «Малвернский вестник».

Ник Юи теперь купается в отблесках славы своего брата, Тома. Ник сказал, что «Шеффилду» просто не повезло. Наши системы противоракетной обороны теперь усовершенствованы и легко перехватят все «Экзосеты». А это значит, что мы скоро победим, и вернем себе острова. Газета «Sun» объявила конкурс – они платят 100 фунтов за лучшую анти-аргентинскую шутку. Я не умею придумывать шутки, но я веду свой «военный альбом» – вырезаю посвященные войне заголовки из газет и журналов. У Нила Броуса тоже есть такой альбом. Он считает, что подобная вещь будет стоить миллионы через двадцать-тридцать лет, когда Фолклендская война попадет в учебники Истории. Но все это волнение никогда не покроется и пылью и не сгинет в архивах и библиотеках. Ни за что. Я уверен, что люди всегда будут помнить о войне за Фолклендские острова – пока не погаснет Солнце.

Когда я вернулся из школы, мама сидела за столом на кухне, обложенная банковскими бумагами. Отцовский огнестойкий футляр для документов был вскрыт. Остановившись в дверном проеме, я спросил, хорошо ли она провела день.

– Не то что бы очень уж «хорошо». – Сказала она, не поднимая глаз от калькулятора. – Но это было настоящее откровение.

– Это хорошо. – С сомнением сказал я. Я съел лишь пару крекеров и запил их черничной газировкой. Есть было нечего – Джулия сегодня весь день дома готовится к экзаменам, и она уже опустошила холодильник, съела все пироги. Жадина.

– Что ты делаешь, мам?

– Катаюсь на скейтборде, разве не видно?

Мне следовало пойти к себе, но я зачем-то спросил:

– А что на ужин?

– Жаба.

Ненавижу ее сарказм. Я ведь всего лишь хотел поговорить.

– А разве не папа обычно занимается всей этой бумажной работой?

– Да. – Мама наконец-то посмотрела на меня. – И твоего отца ждет приятный сюрприз, когда он вернется. – В ее голосе было что-то гадкое. Мои внутренности завязались узлом, и я до сих пор не могу развязать их.

Уж лучше бы на ужин была «жаба» – это всяко вкуснее, чем консервированная морковь, тушеная фасоль и фрикадельки в собственном соку. В итоге на тарелке – оранжево-коричневая жижа. Мама очень хорошо готовит, но лишь в те дни, когда приезжают родственники. А сегодня все еще хуже: думаю, она устроила итальянскую забастовку, и будет травить нас консервами до тех пор, пока не получит свой сад камней. Но отца так легко не возьмешь, он съел свою порцию и сказал, что «это было восхитительно». Он даже не пытался скрыть сарказм. И мама тоже: «я очень рада, что тебе понравилось, дорогой», – сказала она (то, что мои родители говорят друг другу в последнее время, и то, что они имеют в виду – это совершенно разные вещи. Даже простые слова вежливости в их устах звучат, как отравленные). На десерт – яблочный пудинг. Сиропом я нарисовал на тарелке тропу – это была дорога наших пехотинцев. Я провел их сложным и извилистым путем, через заснеженную вершину заварного крема на пудинге – к победе в битве при Порте Стэнли.

Сегодня была очередь Джулии мыть посуду, но мы с ней в последнее время вроде как сдружились, поэтому я помог ей – протирал чистые тарелки полотенцем и складывал в шкаф. Мы с сестрой не всегда воюем, вот и сейчас она была добра ко мне настолько, что даже рассказала немного о своем парне Эване. Его мама играет в Бирмингемском Симфоническом Оркестре. Она – перкуссионист, и ее задача бить в цимбалы (это такие большие тарелки) и изображать раскаты грома с помощью литавров. Я очень смеялся, когда представил себе это.

С тех пор как папа с мамой стали ссориться, Палач особенно агрессивен, поэтому я не мог поддержать разговор с Джулией – и лишь слушал. Я постоянно думал о войне – война была первой моей мыслью утром и последней – ночью, перед сном, поэтому я был рад послушать Джулию, послушать о чем-нибудь мирном.

Вечернее солнце красным светом затопило землю между нашим садом и Малвернсом.

Я смотрел на тюльпаны – сливово-черные, масляно-белые и золотые, цвета яичного желтка.

Пока мы мыли посуду, родители, похоже, успели объявить перемирие (или, во всяком случае, договорились о временном прекращении огня), потому что теперь они спокойно сидели за столом и обсуждали сегодняшний день. Джулия спросила, не налить ли им по чашке кофе, и отец ответил: «это было бы очень мило с твоей стороны, дорогая», и мама сказала «спасибо, доченька». Мне даже показалось, что я просто неверно истолковал мамино поведение сегодня днем, когда застал ее за чтением отцовских бумаг. И у меня немного отлегло от сердца. Отец как ни в чем не бывало рассказывал маме забавную историю о том, как Крэйг Солт позволил стажеру Дэнни Лоулеру покататься на своей спортивной машине «Делориан». Поэтому вместо того, чтобы, как обычно, запереться у себя в комнате, я пошел в зал, включил телевизор и стал смотреть программу «Завтрашний мир».

Именно там, сидя на диване, я и услышал, как мама загнала отца в ловушку.

– Кстати, Майкл, скажи, а зачем ты перезаложил наш дом в банке «NatWest» в январе? Сколько там, пять тысяч фунтов, правильно?