Дэвид Митчелл - Блэк Свон Грин

– Я надеюсь, – наконец, заговорил мистер Никсон, – что жертва, принесенная Томасом, заставит вас задуматься о насилии – военном или эмоциональном – и о его последствиях. Я надеюсь, что вы запомните этот случай – и поймете, что очень часто совершенно невинные люди платят по счетам других людей и умирают за других, менее достойных. Войны не возникают из ниоткуда. И поверьте мне, есть сотни людей, которые должны ответить за то, что произошло, за то, что не смогли предотвратить катастрофу. Я так же надеюсь, что теперь вы научитесь отличать настоящую жизнь от того, что… мы… нам… нам говорят с трибун… эти… эти эгоистичные п-позеры. – Никсон окинул взглядом зал. – Это все. – Он кивнул мистеру Кемпси, сидящему за пианино. Мистер Кемпси сказал нам открыть наши тетрадки с гимнами, и мы запели «О, услышь нас, когда мы взываем к тем, кто в опасности в море». Мы стояли и пели – в память о Томе Юи.

Обычно собрания в актовом зале состоят в основном из морализаторских речей, вроде «помогать людям – это хорошо» или «даже неудачник может преуспеть в жизни, если не будет сдаваться». Но сегодня… я не уверен, что даже учителя до конца поняли речь мистера Никсона.

Смерть Тома Юи убила во мне интерес к войне. Не было никакой возможности доставить его тело в Ворчестершир, поэтому хоронили его там, на островах, за которые он сражался. Жизнь так и не вернулась в нормальное русло. Переживать за «абстрактных» солдат – легко. Но когда кто-то умирает взаправду – это невыносимо. Войны длятся месяцы и годы. Вьетнамская длилась больше восьми лет. А сколько будет длиться наша? На островах уже окопалось 30-тысячное аргентинское войско. Наше войско насчитывает только 6000, и они до сих пор сражаются за свои позиции. Два из трех наших грузовых вертолетов, «Чинуков», пропали, когда был потоплен крейсер «Атлантика», и нашим солдатам пришлось пешком идти до Порта Стэнли. Черт, да даже у Люксембурга, я думаю, найдутся пара-тройка вертолетов! Почему у нас их нет? Ходят слухи, что Аргентинские пехотинцы отрезали все морские пути и вообще всю связь с островом Вознесения. И теперь у нас кончается горючее (это просто смешно). Гора Кент, Горы Близнецы, гора Тамблдаун – все эти укрепления совершенно не подготовлены для обороны. Брайан Ганрахан говорит, что единственное укрытие для пехотинца в той местности – это огромные валуны. Наши вертолеты не могут оказать поддержку с воздуха из-за тумана, снега, града и штормового ветра. Погода там нелетная, как в Дартмуде в январе. Военные не могут нормально окопаться – земля каменистая и к тому же промерзла на несколько метров вглубь, и несколько солдат даже получили травмы, пытаясь выкопать траншею (мой дедушка однажды рассказал мне, как его отец копал траншею в Пашендале в 1916 году). А восточная часть островов давно превратилась в настоящее минное поле. Заминировано все – пляжи, мосты, овраги. По ночам вражеские снайперы выходят на охоту, и ландшафт то и дело озаряется вспышками выстрелов, искрит, как провод при коротком замыкании. Пули градом летят во все, что начинает двигаться. Арги так транжирят патроны, словно у них бесконечный боезапас. Кроме того, наши люди не могут просто бомбить здания – мы ведь должны освобождать мирных жителей, а не убивать их. А их там не так уж и много. Генерал Галтиери знает, что зима на его стороне. Со своего балкона он кричит толпе, собравшейся на площади, что Аргентина будет драться до последней капли крови, до последнего выжившего.

Ник Юи так и не пришел в школу. Дин Моран видел его в магазине мистера Ридда – Ник покупал коробку яиц и средство для мытья посуды. Моран хотел сказать ему что-нибудь, но не смог подобрать слов. Он сказал мне, что лицо у Ника было мертвенно бледное.

На прошлой неделе «Малвернский вестник» вышел с фотографией Тома Юи на первой полосе. Он улыбался и отдавал честь в камеру, одетый в новенькую военную форму. Я вырезал эту фотографию и вставил в свой «военный журнал». В моем журнале уже почти закончились страницы.

Когда я в понедельник вернулся из школы, у нас во дворе, перекрывая проезд, валялись десять гранитных глыб, плюс пять мешков с надписью «дробленая ракушечная крошка». Плюс – огромный черепаший панцирь, который, как оказалось, был сделан из полкарбоната и привезен сюда, чтобы служить дном для нашего будущего прудика в саду камней. Мистер Касл стоял на стремянке и прибивал штакетины к забору, отделявшему наш сад от его сада.

– Это что такое? – Спросил он. – Твой отец собирается воспроизвести Висячие Сады в Вавилоне?

– Типа того.

– Я полагаю, где-то у вас в гараже припрятан промышленный подъемный кран?

– В смысле?

– Эти каменюки весят больше тонны. Их просто так с места не сдвинешь. Простой садовой тележки будет маловато, а если делать все в ручную – грыжи не миновать. – Мистер Касл улыбнулся и подмигнул мне. – Я был здесь, когда эти парни выгружали камни, и, поверь, им теперь надо будет долго лечиться.

Мама появилась дома через двадцать минут – злая, как Кинг-Конг. Я сидел в зале, смотрел «вести с полей» по телевизору, и слышал, как она говорит по телефону:

– Вы должны были привести их завтра! Вы должны были сложить их в саду, а не просто бросить посреди дороги! «Накладка»? «Накладка»!? Это не «накладка» - это тупость, это преступная халатность! Я из-за вас теперь не могу даже машину в гараж поставить. – Разговор закончился маминым воплем «я звоню адвокатам!» и ударом трубки о рычаг.

Когда папа пришел домой в семь вечера, он даже не упомянул о камнях во дворе. Ни единого слова. Но его молчание было весьма красноречиво. Мама тоже ничего не сказала про камни. Я буквально слышал напряжение между ними, оно потрескивало, как высоковольтный провод. Мама вечно хвастается перед гостями тем, что мы всегда ужинаем вместе («разделяем вечернюю трапезу») за одним столом. Ох, если бы она хоть раз устроила нам выходной – без дурацкой «вечерней трапезы». Джулия сегодня приложила все силы, чтобы избежать очередного скандала – она отчаянно тянула время, рассказывая родителям о том, как сегодня получила пятерку по Истории (она даже принесла вопросы к экзамену и зачитывала их) и мама с папой вежливо слушали ее, но я прямо чувствовал тяжесть этих гранитных глыб за окном, во дворе, ожидающих своей очереди.

Мама подала к столу пирог с патокой и ванильное мороженое.

– Я бы не хотел показаться ворчуном, Хелен, – начал отец, – и все же мне интересно: как мне теперь поставить машину в гараж?

– Рабочие приедут завтра и поставят все камни на свои места. Там возникла накладка с временем доставки. Они закончат завтра вечером.

– Это хорошо. Потому что в нашем страховом полюсе черным по белому написано, что мы не можем перекрывать подъезд к…