Валерий Дашевский - Сто фильтров и ведро

Наконец, меня вызвали в коридор. Там за меня снова взялась Иришка. Она уже успела купить Борису факс.

«Ты ничему не учишься, Ира», — сказал я, теряя терпение. — «Если этот боров — твой служащий, он отвечает за любые убытки в размере двух минимальных окладов, разве что офис не спалит или не убьет кого-нибудь. Ты бы почитала законы страны, в которой живешь» — но что законы полоумной?

Хотите анекдот? Когда через два дня я сделал общее Положение о филиалах, отделениях и представительствах, а также Положение о территориальном представительстве в г. Ярославле, и приехал на фирму, там стоял такой крик, что слышно было с улицы.

Иришка скандалила с Борисом.

Шифоньер требовал, чтобы ему пообещали снять офис к концу месяца, который «будет для его представителей и менеджеров, что дом родной». Конечно. Еще бы. Дайте мне кабинет, и я переверну мир. Сколько раз я это слышал?

Иришка артачилась и бушевала — у нее не было денег, но если бы были, она б включила заднюю, поверьте мне. Перед Борисом она робела.

Я вывел Бориса из боя, посадил в соседней комнате — Иришку в зале, кажется, отливали водой — ткнул пальцем в Положение, открыл ЕК, юридический справочник, еще несколько книг и пояснил, что никакое обособленное территориально подразделение не может быть убыточным. Следовательно, оплачено ничего не будет до тех пор, пока мы не спустим план, исходя из общего показателя рентабельности, и если ему не нравится — пусть катятся к черту.

Это он, кажется, понял. Мне показалось, что понял.

Он спросил, когда будет план.

И я ответил: — «Через пятнадцать дней». Неисповедимы пути Господи.

Знай я, чем это кончится, у меня бы руки отсохли — а ведь я действительно знал все.

Я называю Иришку сумасшедшей.

Понимаю, что для человека, работающего у сумасшедшей, тоже есть определенное название.

Если б не обстоятельства, я, безусловно, покинул бы «УЛЬТРА Плюс».

Суть в том, Иришкино безумие — повальное. Я бы даже сказал: поголовное!

В последние годы частные и государственные издательства выпустили тысячи книг, о которых в мое время только мечтать было можно, но никто — или почти никто в стране — ничему учиться не желал. И не желает. Мы живем в стране, где все все понимают и так.

По стране катится волна разорений. Люди думают только о своем кармане и сегодняшнем дне, и пускаются во все тяжкие, скрывают налоги — даже социализм не породил теневую экономику такого размаха! Все же мне в голову не придет дирижировать хором, снимать фильм или открыть сезонную торговлю женским бельем, потому, что ничего не смыслю женском белье, и этого достаточно. Я не стыжусь признать, что существуют поприща — и даже сферы деятельности — где я бесплоден и бездарен, как библейская смоковница.

Хороший руководитель стремится окружить себя специалистами. Мне, в бытность Генеральным директором, доводилось платить специалистам больше, чем себе — и много больше. Хороший руководитель никогда не стоит над душой, и возникает в двух случаях — когда случается нечто, требующее вмешательства, или когда его зовут. Хороший руководитель руководит, когда он нужен. Настоящий руководитель в состоянии не то, что проконтролировать — заменить любого сотрудника, или подразделение, если на то пошло, поэтому его не взять за горло. Ему не поставишь условия. И не сумеешь им помыкать.

Я рассуждаю о Хорошем Руководителе, как Конфуций — о Благородном Муже.

Вот до чего человека практического может довести долгое общение с Ириной Михайловной Ереминой и другими жителями Земли.

Безумие Иришки — весьма узнаваемое для человека, выросшего на Украине. Первая ее реакция на что бы то ни было — неприятие в агрессивной форме. «А, ни хрена из этого не выйдет!» или что-то в этом роде. Не выйдет ни хрена. Поскольку она не допускает мысль, что у кого-то может выйти что-то, что не вышло бы у нее самой, у нее же самой выйти не может ничего — по определению. Как это напоминает мне украинское «Не треба!». Принадлежи наш мир Иришкам, мы до сих жили бы в пещерах, а железный век был бы делом далекого будущего. Психология называет собственную неспособность, продуцируемую на других отрицательным отождествлением. Любой менеджер знает, что это такое, поскольку знает в общих чертах психологию и теорию игр. Что ничего не дает менеджеру, если он наемный работник в таком зверинце. И конечно ей неизвестно, что никто не может обмануть другого по-настоящему, если другой не желает быть обманутым. Ее хитрости и ухищрения шиты белыми нитками, она понятна, как букварь, хотя считает себя загадкой. Теоремой Ферма. Она искренне уверена, что может околпачить и нахлобучить всех и каждого. Хотя пока что все идет наоборот.

Она не в состоянии предвидеть результаты своих поступков. Мыслительный процесс у нее спорадический, напоминающий заскоки или приступы. Она феноменально бестактна — верный признак душевной глухоты, бездарности. Ей невдомек, что важно не то, что она говорит, а то, как она будет понята. Подозреваю, что мы для нее — умозрительные величины, которыми она манипулирует в сознании, и не попытается понять, что мы такое на самом деле. Для нее мы голограммы. Механизмы, снующие туда-сюда. Модели во Дворце пионеров. Она ни черта не смыслит в людях, поскольку не интересуется ими, но пытается ими манипулировать, и результат каждой ее глупости для нее — настоящее откровение.

Она верит авторитетам. Мужчин она не любит и не скрывает этого. Но полагает, что мужчины должны дарить ее любовью и деньгами — а за что?

При всем том, она старается быть порядочным человеком и хорошим другом — точней, подругой. Ее без конца обманывают и используют, все, кому не лень. Что по большому счету говорит в ее пользу. Ибо это говорит о ее простодушии. Часто граничащем с недоразвитостью — но все же.

И у нее нет мужества, мужества женщины. Вообще нет.

Самое ужасное то, что любые отношения она немедленно переводит в личные. Отсюда — скандалы, интриги, сплетни, все то, чего я не выношу.

Как подавляющее большинство работодателей — эпохи становления капитализма в России, — она ставит перед вами центральную проблему: вы должны выбрать, заниматься ли вам ею — или ее бизнесом. Этого она требует властно. На свой дурацкий манер. Вот вопрос, который вам всегда задают в нашей деревне. Ответ известен. При молоке всегда будет доярка и никогда — агроном.

Все это плохо для бизнеса. Очень плохо, а ведь она — не худшая из людей, с которыми мне доводилось работать. Я знаю: с ней не заработать по-настоящему. И, даже если б это было возможно, оно того не стоит. Затраты не сопоставимы с результатами. Из вышеизложенного надо исходить. Быть против — все равно, что жить на Аляске и быть против снега. Такова жизнь в России. Иришка — ходячий стресс для окружающих. Мне она прямо противопоказана, в чем я убеждаюсь день за днем.