Александра Крючкова - Игра в Иную Реальность. Книга Знаний

— А почему он — чёрный?

Он пожимает плечами.

Я вспоминаю и рассказываю ему свой сон. Про свои похороны в Венеции. Туман. Острова. Лодка отчаливает от берега. В ней — лодочник и Человек в Чёрном. Я не знаю, кто он…

— Нарисуй мне Венецию, хорошо? — прошу я, зная, что он этого не сделает.

Он открывает шторы. В чёрную комнату вливается свет.

— Посмотри! Посмотри же!!! Какое чудо! Ты приехала, и… СОЛНЦЕ!!! Солнце светит! Разве это не прекрасно?!!

Я улыбаюсь. Мне очень тяжело. Но я улыбаюсь. Я судорожно перебираю в голове все варианты. Я хочу ему помочь. Но я понимаю, что…

Под столиком — почти пустая огромная бутылка. Стакан — на столике.

Он показывает мне свои сокровища — огромное количество редких пластинок. Какие-то супер элитные записи.

— Что ты хочешь послушать?

Мне всё равно.

Он включает свой последний диск. У него их — море.

Он берёт меня за руку. Мы изображаем жалкое подобие танца.

Я сажусь на не разложенный диван. Он садится рядом. Берёт стакан и наливает оставшееся в бутылке.

Я беру стакан, молча встаю и ставлю стакан на стол, где стоит компьютер.

Он молча встаёт, подходит к компьютерному столу, берёт стакан и пьёт.

— Что в твоей жизни не так? — спокойно спрашиваю я.

Он молчит.

— Почему ты пьёшь?

— Давай не будем говорить об этом сейчас… — спокойно отвечает он.

Я вдруг смотрю туда, куда я не смотрела. Ни ТОГДА, когда мне показывали всё это в Иной Реальности, ни сейчас, когда я вошла в Его комнату. Я проходила это место мимо. Почему-то. Я всегда проходила сразу вдаль. Это — то место слева, где стоит какая-то тумбочка под полками при входе в комнату.

Я подхожу к тумбочке и замираю… Что-то внутри меня резко обрывается. Мне кажется, я сейчас потеряю сознание. Он подходит. Стоит рядом. Мы смотрим на то, что — там, на тумбочке.

— Что это? — выдавливаю я из себя.

— Портрет. Мой и ЕГО… А это — книга о Нём.

— Какое отношение ты имеешь к Нему? — спрашиваю я, ещё не придя в себя. — Ведь ты поёшь совсем в другом жанре?!

— Последнее время я… Я стал Его понимать… Я даже выучил пять Его песен. Недавно пел на Его вечере… Хочешь, спою?

— Нет, — категорично отвечаю я, продолжая вглядываться в их лица на одном портрете.

— Знаешь, я не знаю, кто мой отец. Но моя мама… Она умерла год назад… Она часто рассказывала мне о Нём… Как они вместе… Ты знаешь, какое у меня отчество?

Я молча медленно опускаюсь на пол.

Я вспоминаю свой стих про Марину, который написала два дня назад. Встаю. Подхожу к компьютеру и захожу на свою страничку. Молча открываю этот стих и показываю ему. Он читает. Читает и стих, и комментарии прочитавших. Он молчит.

— Ты читал меня? — спрашиваю я, вспоминая про книги.

— Нет… Прости…

— Ты — первый человек в моей жизни, которому всё равно, что я пишу…

— Да, мне всё равно. Потому что они все видят в тебе такую раскрутую писательницу. А я вижу в тебе Женщину. Ты для меня — прекрасная, красивая, потрясающая ЖЕНЩИНА, которая ищет свою ЛЮБОВЬ, понимаешь?

Киваю.

Он подходит ко мне и робко проводит пальцами по моему лицу.

— Ты — очень красивая. ОЧЕНЬ!

Он смотрит на меня, как на Богиню, и внезапно произносит с надеждой, что я отвечу «нет»:

— Ты считаешь, что двум творческим людям трудно… вместе, да?

Молчу. Сажусь на диван. Он садится рядом и рассказывает мне о своих грандиозных планах. О тех крутых людях, с которыми он был знаком. Об очередях, которые выстроены к нему, чтобы он их записал.

Я слушаю и киваю. Я всё прекрасно понимаю. Всё. Всё…

— Ты давно не работаешь?

Он молчит.

— А кем ты работал?

Он говорит. И снова — стакан.

— Ты что-нибудь ешь? — спрашиваю я.

— Нет… Я могу долго не есть…

— Давай я тебе что-нибудь приготовлю. Пойдём на кухню, — говорю я и отвожу его на кухню.

«Кухня, где холодильник — всегда пуст. Старая закоптившаяся сковородка. Маленький столик. Всё — чёрное…»

Всё — чёрное. Маленький столик. Старая закоптившаяся сковородка. Открываю холодильник. Он — пуст.

— Аааа, я вспомнил! — радостно восклицает он.

Я вопросительно смотрю на него.

— У меня на балконе есть гуманитарная помощь бомжам…

Он улыбается, как ребёнок.

— Как это? — удивлённо спрашиваю я.

Мы идём на балкон. С не закрывающимся окном. С какими-то чужими окурками и чем-то там ещё… Он показывает мне гору сваленных друг на друга коробок. Открывает верхнюю. Там — блины.

— С мясом! — гордо произносит он.

— Откуда это у тебя?

— Выступал когда-то в муниципалитете. Спросили: может, заплатить этими блинами?..

Я беру старую закоптившуюся сковородку. Выливаю на неё остатки подсолнечного масла.

Мы садимся за стол. Он кушает. Я смотрю на него. Думаю про себя: сколько лет этим блинам?..

— Ты хочешь повторить ЕГО судьбу? — спрашиваю я.

Он смотрит на часы.

— Мне надо ехать. Прости…

— Выступать? — я знаю, что сегодня он не выступает. В анонсах он только послезавтра и далее — везде.

— В баню… С друзьями…

Я киваю.

Мы встаём. Он ищет кошелёк.

Я уже знаю, что завтра где-то в обед он позвонит мне и скажет, что у него закончились все деньги. Он не знает, откуда ему их взять…

Скажет, что тот, кто должен был прийти к нему на запись, передумал. А девочка, которую он учит играть на гитаре, заболела… Он захочет, чтобы я приехала. Но я работаю. И он произнесёт с едким упреком: «Ну да! Конечно же, ты там где-то работаешь…»

И я понимаю, что я не могу ему помочь. Как бы я этого ни хотела.

Он находит кошелёк. Заглядывает в него, вздыхает и произносит:

— Негусто… Ладно, пойдём…

Одеваемся. Выходим. Садимся в машину.

— Ты, когда пьяный, тоже за рулём?

— Да…

Он заводит машину. Достаёт из коробочки диск.

— Мы не можем сегодня не послушать эту ЕГО песню.

Он включает ЕГО. Одной рукой держит руль. Другой — гладит мои пальцы. Подпевает ЕМУ. Улыбается, как ребёнок. Смотрит на меня, как на Богиню. Я знаю, в это мгновение, здесь и сейчас, он — счастлив…

Я задаю ему свой последний на сегодня, да и вообще в этой жизни, вопрос:

— Почему ты сказал, что мы не можем не послушать эту Его песню сейчас…?

— Ты — такая чудная! Разве ты не знаешь? Ведь сегодня — день ЕГО рождения…

Я вдруг вспомнила, как одна женщина прислала мне фотографии своей квартиры, чтобы я посмотрела и сказала, что вижу. Это была очень большая квартира со множеством комнат. Я знала, что она принадлежит обеспеченной семье. Но то, что я увидела, просматривая фотографии, поразило и опечалило меня.

Каждая комната существовала сама по себе, не было целостности. Какая-то обрывистая мозаика, похожая на осколки разбитого зеркала, которые валяются на полу и уже никогда не смогут сложить единого целого.