Леонид Могилёв - Пес и его поводырь

Сашу, распутывавшего леску, он увидел издали. Фигурка его худая на фоне моря и едва начавшегося утра выглядела занимательно.

— А где рыба, брат?

— В садке.

— А садок откуда?

— Так. Достался по случаю… — смутился Саша.

Пес потащил белый длинный шнур и удивился тяжести улова. Необыкновенно красивые здешние окушки, нечто, условно называемое красноперкой, кефалька, игластые бычары, и вообще что-то алое.

— Тут это… осьминог был…

— Что?

— Маленький такой, на полкило.

— Иди ты…

— Мужик унес…

— Какой?

— Грек. Сидел тут со мной, болтал.

— Как унес?

— Сунул мне пятьдесят евро, схватил и убежал. Котопуз, котопуз…

— Октопус, брат… октопус.

— Вот и он говорит, котопуз.

— Здесь это деликатес. Возьмем сегодня. Ты это вот что… Откушай пирожка, да пивом поправься.

— Благодарствуйте.

— Ты зачем бычков в отель припер?

— Рыба. Жалко.

— Ладно. Сейчас у нас будет коммерция. Пошли в номер, переоденься малехо. Чешую смой. Ты теперь состоятельный человек. У тебя пятьдесят монет.

Саша явно не хотел бросать ловлю, но не сидеть же здесь белым днем.

Весь улов они сдали немцу. Был тут такой хозяин. Он косился на Пса и то ли узнавал его, то ли нет. К нему Пес забегал на огонек давненько. Но профессиональная память официанта… Немец накрыл им поздний завтрак в своем шатре. Саша потребовал суп, и ему принесли тот самый, из морепродуктов… Потом был осьминог, маленькие жареные рыбки, салат, уза…

До границы Афона от кабака было примерно полкилометра. Сельская дорога окатила Сашу теплом ностальгии. Греки оказались таким же безалаберным народом, как и их советские братья по вере в лучшее. Вдоль пыльной дороги, вместо осинок и березок, маслины на ветках, ослики за проволочной загородкой, огороды и неискоренимый разукомплектованный трактор, похожий на беларуську, и другой металлолом. Если сталь и гидравлика лежат на обочине, со страной все в порядке. Есть еще запас прочности.

— У них все впереди. Европа подсушит нацию, высосет все лишнее, избавит от свободного времени, заставит вертеться, искать лишнюю монетку, — подвел итог наблюдений Пес.

— Куда мы идем?

— Мы идем по дороге к раю. Только прямая дорога самая неверная. Мы на него посмотрим немного и вернемся.

Гранитные скалы, вылизанные временем, скрывали бухту на самой границе мира и Святой Горы. Скалы, как будто бы выдавленные из гигантского тюбика, в песке и траве по расщелинам, укрывали бухту. Попасть туда можно было по тропе, в самом крутом месте оснащенной веревкой, дабы избежать возможного падения. Саша примерно такое видел на Ладоге и Онеге. Связь времен и цивилизаций.

Пес сразу же лег в тени и стал глядеть в небо.

Саша снарядил свою лесу, бросил под камень и тут же вытащил бычка.

— Еще бы котопуза. Дорого стоит.

— Ты можешь не ловить хотя бы полчаса?

— Я или ловлю или пью. Остальное время выброшено из жизни.

— Ты — настоящий русский. Или воюю, или развалины растаскиваю. А как дом свой отладил, жизнь заканчивается и наступает томление души. Потом приходит иудей и опять все прахом.

— Люб ите войну, немцы, говорил Геббельс.

— Ты где это слышал?

— В газете.

— Ты газеты читаешь?

— Да. Я читать умею, — обиделся Саша.

Некоторое время он молча и упрямо таскал бычков из-под камня и складывал их в сетку, что явственно шевелилась у берега.

— Можно попасть на гору и прямо отсюда. Вдоль берега.

— И что?

— Отловят и выпроводят.

— Там что? Посты, телекамеры?

— Там полиция. Но это полбеды. Там нет ничего тайного. Сюда можно попасть только через паром. С диметрионом. Таможня там.

— А зачем тебе туда?

— Затем же, что и тебе.

— А мне зачем?

— Поймешь потом.

— Что я, монастырей не видел? Был я на Валааме.

— И что?

— Скучно. Монахи от людей шарахаются.

— А что ты там делал?

— Так. По случаю…

Потом они молчали с полчаса.

— Котелок бы.

— Что?

— Котелок бы. Сейчас бы сварили. У меня и чекушечка есть.

— Где взял?

— Заработал… — гордо ответствовал Саша.

— Ах да…

— Котопуза бы взять. Полтинник.

— А за этих сколько надеешься выручить?

— А немец что дал утром?

— Не знаю. Взаимозачет провел.

— Искупаюсь я…

— Давай. На Афоне нельзя.

— Как это?

— Там вообще, с длинными рукавами рубахи нужны. А оголяться нельзя. Смущение и соблазн.

— А телевизор там есть?

— Брат. Телевизора там нет. Нет и радио. Волейбольных площадок нет и домино с шашками.

— А я без радио не засну. У меня под ухом должно шуршать.

— Заснешь. Ляжешь и заснешь.

— А это. В комнате…

— В келье.

— Ну, да. В келье. Чекушечку можно?

— Забудь.

— Ага, — пообещал Саша.

Бычков сдали какому-то старику. Старуха его прошлой зимой умерла, но сам он и родственница, кажется племянница, приняла Пса со товарищем с радостью. Себе он заказал маленьких жареных рыбок, еще гаридес, то есть креветок, и паидаки для Саши.

— Что есть паидаки?

— Паидаки есть отличные бараньи ребрышки. Дешевая и отличная еда. С зачетом бычков выйдет почти даром.

— А уза?

— Уза подождет. Я для тебя попросил ракию, ципуру и метаксу. Все по маленькой рюмочке. И себе тоже. Все — полное говно. Что у тебя за четвертинка?

— Уза. Котопуза сдал, пива выпил и маленькую купил. Впрок. Называется «мини». На этикетке девка в короткой юбке. Я отпил немножко.

— Похмелья не будет, а изжога гнуснейшая. Так всегда, когда к узе привыкаешь.

Обедали долго. Потом пошли отдохнуть…

…Вечером ударил колокол. Пес очнулся и оказался в липкой яви неумолимо надвигающегося. Влажным было все — простыни, одежда, воздух, сон, явь… Саши, конечно же, не было.

Зачем он затеял все это? С рыболовом этим придурковатым, с хождением по кафениям, узери, псаротавернам? Последняя звучанием близка его другому имени. Имени, с которым он сросся, подобно зверю. Вот опять левая рука онемела, и под лопаткой уже не боль, а томительное ожидание развязки. Но не здесь же, не на границе мира и того, недостижимого. Под душем он пришел в себя, смыл липкую грязь, вытерся, посидел в трусах на балконе, оделся для ужина. То есть майку попредставительней, новые джинсы.

Саши на молу не было. В заливе ожили три яхточки, от них наплывала музыка и различались люди на палубах. Наверное, пятница. Вечное время большой сиесты. Он обошел все волнорезы по очереди, потом двинулся вдоль берега, через шатры со столиками. У немца он узнал, что навязчивая мечта его товарища сбылась — он опять взял октопуса. Все это вместе с сеткой прибрежной мелочи он сдал Рати. Это другое заведение, рядом. Пес намеренно не хотел обозначаться у грузинов. Там работали официантами два студента из Салоник — Нугзар и Рати — тбилисские ребята.