Семен Малков - Несбывшиеся надежды

Самым неприятным было то, что секретарю парткома удалось перетянуть на свою сторону Гальчука, который не только был заместителем начальника, но и пользовался в коллективе самым большим, после него, авторитетом. Вероятней всего, Чернецову удалось сыграть на его самолюбии, дав понять, что именно он возглавит институт после Цветко.

— Чернецова понять можно. Он знает, что я добиваюсь в Политуправлении министерства его замены, — озабоченно хмурясь, ответил Иван Фомич Артёму, когда тот пожаловался на нездоровую обстановку в коллективе и высказал свои подозрения. — Но Борис, если участвует в этом, поступает глупо.

— Мне не верится, что он заодно с Чернецовым. Хотя странно, что не оказывает противодействия. К сожалению, между нами произошло охлажение, и он перестал быть со мной откровенным, — удрученно сказал Артём. — Но почему в министерстве поддерживают парторга, зная, что он ваш недруг?

— Они его не поддерживают, но и заменить не могут, не имея фактов. У него есть кто-то в ЦК партии, — с кислой миной объяснил Цветко.— А я, кроме эмоций, ничем конкретным подкрепить свое требование не могу. Но с ним хоть все ясно. А вот Гальчук наносит удар в спину. Ведь умный мужик, а не поймет, что рубит сук, на котором сидит!

— Это почему? — не понял Артём. — Напротив, надеется стать начальником.

— Напрасно надеется!— дал волю гневу Цветко.— А вот потерять кресло может.

Видя, что Артёму это непонятно, объяснил:

— Сейчас в правительство внесен очередной провальный проект, якобы повышения эффективности экономики за счет укрупнения предприятий и слияния научных институтов. И вполне вероятно, что нас вновь захотят объединить с Шереметьево. Теперь понимаешь, о чем я говорю?

Но Артём лишь удивленно округлил глаза, и он продолжал:

— Так вот, если нас объединят и не будет этой склоки, то у меня есть шансы поспорить с Ковачем за пост начальника, а у Бориса никаких. Если же «свадьба» не состоится, а меня снимут, то и тут у Гальчука ничего не выйдет, так как он неизбежно себя замарает. И новый начальник, думаю, от него избавится.

Теперь Артём уже все понимал, но ему от этого легче не стало. Гальчук от объяснений с ним уклонился, и вскоре они с Чёрнецовым нанесли первый удар.

Объектом для удара продуманно выбрали Максименко. Главный инженер был новым человеком в коллективе, но все уже знали, что он — близкий друг начальника. А почва для клеветнических слухов и инсинуаций была богатая, так как Николай, со свойственной ему энергией, начал строительство нового здания института, которое, естественно, продвигалось с большим трудом.

Кампания против него началась с критики в стенной печати и выступлений на партсобраниях сотрудников, недовольных качеством проекта нового здания института. Затем поползли слухи о якобы имевших место злоупотреблениях, а закончилось все постановкой отчета о работе главного инженера на парткоме. Цель задуманной экзекуции была очевидной: вынести «строгача» Максименко и рекомендовать снять с должности. Чтобы Цветко, который непременно будет его отстаивать, уронил себя во мнении коллектива.

— Ты можешь погубить институт, Боря, — упрекнул Гальчука Артём, улучив момент, когда они остались наедине. — Напрасно поддерживаешь Чернецова в его происках против Цветко.

— С чего ты взял? — отводя глаза, попытался уклониться от прямого ответа Гальчук. — Я не принимаю участия в этих дрязгах.

— Кого ты хочешь провести?— покачал головой Артём.— На партсобрании твои люди активней всех поддерживали нападки Чернецова па главного инженера.

— Они выступали с критикой, как коммунисты, и я не могу на них повлиять, — слукавил Гальчук. — И тебе не советую заступаться за своего дружка. Иначе потеряешь авторитет!

— Но разве ты не знаешь, что нас снова хотят объединить с Ковачем? Неужто ты считаешь его лучше Цветко? — возмутился Артём,— Наш институт на подъеме, а Шереметьево на ладан дышит!

— Это — не только его заслуга, — явно намекая на свою персону, ответил Гальчук. — А тебе лучше держаться в стороне от драки. Не то Чернецов и за тебя возьмется. Сам знаешь, что он на тебя зуб имеет.

Артёму все уже стало ясно. Внутри у него все кипело. Но осложнять отношения не стоило и, сдержав эмоции, он только сказал:

— Зря ты это делаешь, Боря. Себе во вред! И главное, во вред нашему делу. Ковач — бездарный карьерист и загубит институт. А при Цветко он идет в гору.

Очевидно, Гальчук, все же, на нем «поставил крест», так как вскоре и его самого вызвал к себе Чернецов.

— В партком поступило заявление от одного коммуниста из твоего отделения о неправильном распределении премии, — еле скрывая злорадство сказал он, указав на лежавший перед ним лист бумаги. — Обвинения серьезные, и я вынужден буду назначить комиссию для проверки фактов.

«Ну вот, и началось! — тоскливо подумал Артём. — Теперь не дадут спокойно работать». А вслух мрачно поинтересовался:

— И в чем же меня обвиняют? В плохой работе?

— Хуже. В злоупотреблении своим служебным положением, — недобро усмехнулся секретарь парткома. — А конкретно — в самоназначении премии.

— Что за чепуха? Какое такое «самоназначение»? — недоуменно посмотрел на него Артём. — Вы же знаете, что суммы премий определяются коллективно представителями администрации и общественных организаций. От руководства у нас этим занимается мой заместитель. А премирует своим приказом начальник института.

— А ты, выходит, стоишь в сторонке и только наблюдаешь? — ехидно заметил Чернецов. — Кто тебе поверит? И почему тогда у тебя такие крупные премии?

— Разумеется, я не стою в стороне. Прежде, чем завизировать проект приказа, даю замечания. Но только не по своей премии! — парировал Артём. — Думаю, мои премии назначались не без вашего участия, и партком мог их уменьшить. Кстати, другим начальникам отделений премии давались и побольше.

Это было правдой. Чернецов помрачнел и сухо бросил:

— Ладно, можешь идти. Я тебя пригласил, чтобы предупредить о поступившей жалобе. Комиссия разберется.

«Не думаю, что твоим подручным удастся «подтвердить факты», но нервы мне потреплете изрядно», — уходя от него, тоскливо думал Артём.

Подошло лето, но несмотря на объявленную Артёму войну, Чернецов и его сподвижники активных действий не предпринимали. Скорее всего потому, что не хотели сесть в лужу с затеянной против него провокацией, так как потерпели уже одну неудачу, стараясь опорочить Максименко. Главный инженер показал себя таким знающим специалистом и искусным дипломатом, что, несмотря на «обработку» членов парткома сторонниками секретаря и Галь-чука, они не пошли на поводу у интриганов.

Николай не стал оправдываться, а сумел наглядно показать свои достижения и перспективы института при реализации своего проекта. На этом фоне мелкие придирки и недоказанные наветы казались ничтожными, и большинство не приняло их во внимание. Как ни старались подручные Чернецова провести решение о строгом выговоре, оно не прошло, и Максименко лишь «поставили на вид», ютребовав устранить упущения в работе.