Семен Малков - Ветер перемен

Как оказалось, он был недалек от истины. Анохина приняла его чрезвычайно любезно и задушевным тоном, который Наумову был знаком еще с тех пор, когда она возглавляла комсомольский комитет их НИИ, без обиняков сказала:

— У меня для тебя важная и очень приятная новость. Есть мнение, — Анохина выразительно подняла глаза к небу, — к семидесятипятилетию наградить тебя орденом «За заслуги перед Отечеством». Да ты садись, — с дружеской улыбкой указала на кресло перед своим столом. — Расскажи по старой памяти, как твои личные дела! О здоровье не спрашиваю. И так вижу, что выглядишь молодцом.

— А я думал, что разговор пойдет о моей пьесе. Все только и интересуются телепостановкой, — удивленно сказал Артём Сергеевич. — Как ученый, я давно уже никому не нужен. Странно, что там, — он тоже повел вверх глазами, — обо мне вспомнили.

— Об этой постановке тоже поговорим. Там, — глаза Анохиной вновь указали в высь, — очень недовольны, что ты, видный ученый, занялся политикой. И это в то время, когда близится юбилей, и они собираются тебя чествовать! Где же твой здравый смысл, Наумов? — мягко пожурила она его. — Одумайся, пока не поздно!

— Все ясно, — нахмурился Артём Сергеевич, осознав, зачем позвали. — Тебе, Катюша, поручили призвать меня к порядку. А орден — морковка для осла, чтобы стал послушным. Скажи честно, ты «Оборотня» смотрела?

У «Катерины Великой» сразу пропала любезная улыбка, и взгляд сделался жестким. Она откинулась на спинку кресла и сухо одернула:

— Не следует со мной говорить таким тоном! Надеюсь, ты не забыл, что стал членкором при моем содействии? — Однако, вспомнив о возложенной на нее миссии, Анохина смягчила тон. — Видела ли я твою постановку, не имеет значения. Если честно, была в это время далеко отсюда, в Америке. Важно другое. Ты занялся не своим делом и досаждаешь верховной власти. Ну будь разумным, — снова дружески улыбнулась она. — Это же в твоих интересах. Оттого, что занялся политикой, будут одни неприятности! — «Великая» сделала паузу и привела неотразимый аргумент: — Солженицына и то никто не слушает. И его «мочить» побаиваются. Как-никак — мировой авторитет. А на тебя выльют ушаты грязи! Да и время такое, — понизила голос, выразительно на него глядя, — что ты рискуешь, — она замялась, подбирая слова, — потерять… здоровье.

В ее предупреждении была правда и, сознавая суровые последствия, Наумов растерянно молчал. Но угрозы всегда действовали на него как красная тряпка на быка. Он решительно поднялся.

— Извини, Катюша, если подвел, но тебе давно пора понять, что меня купить нельзя. Разве ты, бывший вожак комсомола, не видишь, что кругом делается? Сама хорошо устроилась, а каково другим? В каком положении сейчас наука и культура? — И горячо продолжил: — Александр Солженицын не только большой писатель. Он — совесть нашей нации и давно указал конкретный путь, как обустроить Россию, чтобы народ наконец добился достойной жизни. Но нынешняя власть его не «мочит» лишь потому, что из-за океана его призывы не доходят до широких масс населения.

Идеи Александра Исаевича верны и конструктивны. Однако осуществить их должны мы сами! — Наумов направился было к двери, но на полдороге остановился. — А орден я не возьму, если даже наградят. Из рук воровской клики он мне не нужен. Ты, Катюша, можешь с ней иметь дело, а мне не позволяет совесть, — бросил он ей с укором. — Буду бороться, ибо, как сказал какой-то киногерой: «За державу обидно!»

— Ладно, прощай! — с недовольным видом, но беззлобно бросила ему вслед «Великая». — Хороший ты человек, Артём, но непрактичный. Мне тебя жаль!

То, что с ним произошло в тот черный день, Наумов потом воспринимал не иначе, как кару Господню. А погода с утра была расчудесная, и все казалось бы шло наилучшим образом. До полудня он пробыл в редакции солидного еженедельника, который принял к публикации его критическую статью о духовной деградации общества, как основной причины упадка производства, культуры и роста преступности. Верстка статьи была уже готова и, исправив ошибки, он поехал на телестудию, где участникам постановки «Оборотня» должны были выплатить гонорар.

Получив его, труппа решила отпраздновать свой успех, и Артём Сергеевич с Юлией отправились со всеми в ближайшее кафе, где для приличия часок посидели с молодежью. Но когда начались бурное веселье и братание, тихо «по-английски» ушли, предпочитая продолжить празднование вдвоем, вдали от их шумного общества. Взяв такси и доехав до центра, они отыскали уютный ресторанчик и сели в уголке за маленький столик в ожидании официанта.

— Заказ буду делать я, — с улыбкой заявила Юлия, заметив, как ее спутник с озабоченным видом пересчитывает содержимое бумажника. — Знаю, что ты свой гонорар перевел на книжку. Что, маловато осталось?

— Пожалуй, я соглашусь, — немного сконфуженно ответил Артём Сергеевич. — Думал, что нам хватит, но оказывается, почти все отдал ребятам. Но будем считать, что ты приглашена мною!

Обстановка в ресторане была интимной, негромко играла приятная музыка, и все располагало к откровенности. Когда принесли заказ, и они выпили по бокалу шампанского, горячо глядя на него, Юлия спросила:

— Мне показалось, что в последнее время ты старательно меня избегаешь и боишься остаться со мной наедине. Это правда?

— Не совсем так. Просто не чувствую себя готовым, — немного поколебавшись, честно ответил Наумов. — Мне ты очень нравишься, и меня к тебе влечет, но…

Он смущенно умолк, не зная, как объяснить тот сумбур, который творился в его душе, и боль сомнений, терзавших душу.

— Неужели столь сильны препятствия? Опасаешься жены? — бросив на него пытливый взгляд, огорченно спросила Юлия. — Но по тебе же видно, что ваш брак себя изжил и, насколько знаю, детей у вас нет. Что же тебя останавливает?

— Очень многое, — поник головой Артём Сергеевич. — На протяжении долгих лет жена была мне верным другом, и всем, чего достиг, я обязан ей. Тому, что последнее время между нами произошло охлаждение и мы перестали понимать друг друга, есть объяснение..

— Ты счел, что причина во мне, и поэтому избегаешь? — не выдержав, отозвалась Юлия. — Но разве это выход, если тебе дома плохо? Жизнь ведь одна!

— Вот именно. И ее надо прожить по совести, — понурившись, ответил Наумов. — Не жена виновата в происходящем, а обстоятельства. Она перенесла операцию… по гинекологии, — неловко замявшись, пояснил он. — После нее секс стал ей в тягость. Думаю, это сильно повлияло на наше взаимопонимание, — он с трудом подбирал слова, — так как мне… это… еще требуется.

— Тем более! — перебила его Юлия, которой казалось, будто она все понимает. — Ты мужчина, и у тебя нет второй жизни. Надо получать от нее все! И я ведь не требую, чтобы ты бросил жену.