Алексей Федотов - Свет во тьме

– Александр Николаевич, пора идти, – мягко сказал он. – Как там, кстати, Лев Александрович, не плохо ли ему?

– Нет, отец Анатолий, ему хорошо, ему очень хорошо, – неожиданно доброжелательным голосом сказал Иван Фомич. – И впрямь надо выходить.

И все собравшиеся в канцелярии, за исключением громко храпящего помощника старосты, направились в сторону притвора.

…Богоявленский кафедральный собор был единственной действующей церковью в областном центре, носившем несколько деревенское для города областного значения имя Петрово. Все остальные храмы здесь использовались под нужды различных учреждений, а в большинстве своем и вовсе были разрушены уже несколько десятилетий назад. Петрово славилось революционными традициями, оно было молодым пролетарским городом, и «наверху» считали, что рассадники мракобесия здесь ни к чему. Впрочем, во время войны в отношении советского государства к Церкви наступил перелом. Причин тому было много. Перепись 1937 года показала, что больше половины жителей страны советов считают себя верующими. Война же способствовала выходу этой скрытой религиозности наружу. Кроме того, большую роль играла и позиция союзников СССР в антифашистской коалиции – Великобритании и США. В этой ситуации советскому руководству было не до борьбы с религией, и Церковь получила некоторое облегчение своего положения. Одним из следствий этого было открытие православных храмов, возобновление деятельности церковных административных единиц – епархий. В 1944 году возобновились богослужения и в Богоявленском кафедральном соборе, который незадолго до войны был закрыт и переоборудован под конюшни.

За несколько лет использования «в народно-хозяйственных целях» храм был изгажен. Уборка заняла почти месяц. Верующие женщины, хлопотавшие об его открытии, после двенадцатичасового рабочего дня на фабрике приходили сюда, чтобы бесплатно приводить в порядок поруганную святыню. Храм был маленький и никак не тянул на главную церковь Петровской епархии, деятельность которой возобновилась в 1946 году. Впрочем, никакой другой церкви в Петрово местные власти отдать верующим не согласились. В первые послевоенные годы многие всерьез верили, что православие в СССР полностью легализовано, поэтому прихожан в областном центре с полумиллионным населением оказалось столько, что их порой не вмещал не только сам маленький Богоявленский собор, но и церковная ограда. Хотя люди жили и бедно, но их было много, поэтому собор быстро был приведен в порядок. Играл роль и статус главного храма епархии. Из некоторых закрытых деревенских церквей области, которые власти отказывались открыть для богослужений, сюда были свезены иконы, церковная утварь, а из одной был перевезен иконостас. По области тоже начали открывать храмы. Их число дошло почти до шестидесяти, когда Хрущевым был опять взят курс на борьбу с религией. К 1964 году в Петровской области осталось чуть более сорока действующих храмов.

К концу шестидесятых годов религиозная ситуация в России стала более-менее стабильной. Ни о какой свободе совести речи, естественно, не шло, но и явных гонений на Церковь не предпринималось. Разные категории людей имели разные права на удовлетворение своих «религиозных нужд». Больше всего таких прав имели покойники. Советские люди были в значительной части очень суеверными, поэтому, даже имея отрицательное отношение к религии, обычно редко не исполняли просьбы умирающего об отпевании. Другой «привилегированной категорией» были тяжело больные, в первую очередь, психически. Снисходительно относились и к верующим пенсионерам, к женщинам снисходительнее, чем к мужчинам. Но вот трудоспособное население не должно было поддаваться религиозному дурману. Особенно следовало беречь от него детей. Про коммунистов и комсомольцев и говорить нечего, их долг – бороться с религиозными предрассудками. Все это создавало ситуацию, когда образованный положительный человек, не имеющий диссидентских наклонностей, лишь в очень редких случаях приходил в храм, как правило, лишь после какой-то жизненной трагедии. Большинство же постоянных прихожан составляли пенсионеры, женщины старше пятидесяти лет с неустроенной личной жизнью и психически больные люди.

Духовенство было неоднородным. Священников, рукоположенных еще до революции, почти не осталось. Не так много было и тех, кто принял сан в годы кровавых гонений за веру. Большинство стало священнослужителями в послевоенные годы. Обманчивое время внешне терпимого отношения к Церкви со стороны власти и общества заставило некоторых из них поверить, что пришла пора церковного возрождения в России. Даже сам Патриарх Алексий 1 среди близких людей говорил о возможном восстановлении церковной инфраструктуры в дореволюционном объеме. Впрочем, уже первые годы правления Н.С. Хрущева, обещавшего показать по телевизору последнего попа, засвидетельствовали всю иллюзорность этих надежд. Было закрыто множество храмов, свыше тысячи людей осудили по сфабрикованным «религиозным» делам. Духовенство отстранили от участия в финансово-хозяйственной деятельности приходов. Теперь вся эта сфера приходской жизни перешла к так называемым «исполнительным органам».

По существовавшему государственному законодательству о религии культовое здание передавалось государством в пользование группе из двадцати граждан, с которыми подписывался договор. В свою очередь, из этой «двадцатки» выбирался исполнительный орган, как правило, из трех человек – старосты, его помощника и казначея. Они и осуществляли теперь текущее руководство всеми хозяйственными вопросами церковной жизни. Состав членов «двадцаток» согласовывался с местными исполкомами и другими компетентными структурами на предмет благонадежности. То, что люди, попавшие в «двадцатку» устраивали местные органы советской власти, вовсе не означало, что они также хороши были и для Церкви. Наоборот, их неверие, нечестность и различные пороки являлись иногда даже плюсом в глазах некоторых местных советских начальников, имевших весьма примитивное представление о способах борьбы с религией и считавших, что подобные люди в церковной среде будут способствовать успехам атеистической пропаганды. Нередко между духовенством и исполнительными органами возникали конфликты, в которых государство неизменно занимало сторону последних.

Настоятель Богоявленского собора архимандрит Анатолий был необычайно мягким и доброжелательным человеком и ухитрялся сохранять доброжелательные отношения даже с такими невыносимыми людьми, как Иван Фомич и Лев Александрович, которые достаточно хорошо к нему относились. Его должность нельзя было назвать завидной: практически лишенный реальных административных полномочий в соборе, он был своего рода «буфером» между управляющим епархией и «двадцаткой» собора. На последнюю архиереи влияния не имели, поэтому могли срывать свое раздражение на настоятеле собора, который тоже не имел возможностей влиять на «двадцатку», но на которого можно было сорваться. Впрочем, предыдущий управляющий епархией епископ Петр был на редкость миролюбивым и доброжелательным человеком. С ним у отца Анатолия никогда не было проблем. «Каким же будет новый архиерей?» – напряженно думал он.