Александр Чуманов - Уравнение Бернулли

— Свет мой зеркальце, скажи, я — дура, да?

— Пожалуй…

— Но кто ж знал, что так получится?

— Да можно было, вообще-то, и такой предвидеть вариант.

— Женьке вроде всегда все по фиг было… Я ж хотела проверить…

— Себя или его?

— Да, наверное, обоих…

— И что же?

— Ему, кажись, не по фиг…

— А тебе?

— Вроде тоже… Хотя точно не знаю…

— Узнаешь, когда он со своей «двоечницей» тоже…

— Да ради бога, от него не убудет, зато научится!

— Я имею в виду, что у него с ней всерьез получится, а ты будешь не при делах вообще.

— Да и плевать, другого найду!

— А это еще бабка надвое сказала.

— Что — надвое? Что — найду, или что — плевать?

— И то, и другое, подруга…

— Да Женька еще одумается, прибежит!

— Обрадуешься тогда?

— Фиг знает…

Такой вот содержательный вышел диалог.

А что, зеркальные отражения часто бывают не глупее своего оригинала. Хотя, разумеется, и не умнее. Поэтому диалоги всегда или почти всегда заканчиваются полным взаимопониманием сторон.

Тщательно помыла Рита тети-Катины гостинцы, взялась было за нож, но, чуть поколебавшись, отложила — нет, береженого бог бережет, не стоит рисковать, надо нацепить очки.

Разумеется, она и без очков как-нибудь порезала бы овощи для борща — дело-то нехитрое. Но, под настроение, захотелось вдруг нашинковать свеколки не тяп-ляп, а как полагается хорошей хозяйке. Хотя прежде, кажется, ни разу даже в голову не приходило претендовать на это высокое, кто понимает, звание.

Но мелкую «соломку» строгать острейшим с зубчиками ножиком — дело не простое, даже с хорошим зрением можно запросто порезаться, а с таким, какое теперь у Риты, почти гарантированно. Но этого ни в коем случае допускать нельзя, хотя оно постоянно забывается. Как-то Рита месяца два назад жестянку с зеленым горошком неаккуратно открывала да поранила палец острой кромкой банки — так недавно лишь окончательно зажило, а то все кровоточило, все разъезжались края пореза, уже боялась, что либо не зарастет эта несчастная царапина до конца дней, либо того хуже — гангрена начнется. А что, сама видела у эндокринолога паренька с ампутированными пальцами. Да к тому ж — абсолютно незрячего. Господи, неужто доведется тоже до чего-нибудь подобного дожить…

Тьфу, тьфу, тьфу, — прочь, мысли, кыш, проклятые, не до вас сегодня, хоть сегодня отстаньте, проклятущие!

И мысли, как ни странно, впрямь отстали, что это вдруг с ними, никогда прежде ни на какие команды не реагировали, вот умницы…

А раз уж пришлось напялить ненавистную оптику, то вколола себе Рита заодно и очередную дозу инсулина — время уж подошло почти, час туда-сюда роли не играет.

Нет, Рита, конечно, понимает, что скоро подойдет такой момент, когда без очков нельзя будет и шагу ступить. Но всячески старается этот момент, как и прочие подобные, оттянуть, считает, что, заставляя глаза напрягаться, она их тренирует, благодаря чему они лучше сопротивляются вездесущей болезни.

Кроме того, очки, доставшиеся ей, как говорится, с «чужого глаза», такие старомодные и нелепые, что вконец уродуют лицо, и без того вечно изможденное, почти разучившееся улыбаться, успевшее покрыться сложнейшей схемой мелких морщин.

Собственно, очки Рита себе еще ни разу не покупала, а эти, честно признаться, — один из предметов меблированной квартиры, и напяливает их Рита, так сказать, без спросу. Но вряд ли даже мелочный хозяин апартаментов выразил бы какое-либо недовольство, застукав Риту в своих очках, скорей — посмеялся. Поскольку такой это раритет, что даже хозяин, будучи по возрасту много старше Риты, вряд ли мог быть его первым владельцем. Он, возможно, даже не знает, как такой музейный экспонат очутился в одном из закоулков недвижимости.

Зато древние эти очки идеально подходят для Ритиного слабеющего зрения. Сколько б ни доводилось ей примеривать чужие, а доводилось всегда только среди себе подобных, то есть в очереди у врача — потому что в любом другом месте примеривать чужие очки она бы ни за что не решилась — ни в одних не было так хорошо видно.

Конечно, Рита все равно скоро купит себе нормальные красивые очки. Никуда не денется. Только не может пока решиться на такую значительную трату. Ведь даже далеко не самые роскошные по цене вполне сравнимы с ее месячной пенсией. Хотя, конечно, вариант есть — купить с лотка. Китайские. Вот только ими еще скорей доведешь зрение до абсолютного нуля…

Так, предаваясь праздным размышлениям о том, о сем, то и дело уводящим в такие области, куда б никогда не занесли никакие практические нужды, нашинковала Рита свеклы, нарезала луку, картошки, пару крупных зубков чеснока измельчила совсем уж на «микрочастицы». Морковь же терке, тоже инструменту довольно опасному, предала на растерзание. Только после этого сняла очки. И взгляд на минуту стал мутным, словно бы протестуя. Однако достаточно быстро смирился с произволом — куда он денется.

Далее Рита, не скупясь, шмякнула на сковороду хороший кусок маргарина, и он сразу расплылся — от удовольствия, наверное; смахнула с разделочной фанерки все наготовленное разом, чтоб нежилось оно в горячем расплаве да превращалось в однородную субстанцию с коллективным именем «приправа».

И когда превращение состоялось, содержимое сковородки было отправлено в большой «суповой реактор», где чуть раньше очутилась картошка, а еще раньше — капуста. Раздавила в блюдце бульонные кубики и всыпала получившееся крошево туда ж.

Вот, собственно, и все. Лаврушка да соль — в самом конце. Но уже вполне можно мыть руки с чувством выполненного долга. Эх, какая хорошая хозяйка, жена и мать могла бы выйти из Риты, если бы она с самого начала поняла, насколько это важно, если бы, наконец, дал бог хоть какую-то конкретную перспективу: десять лет — так десять, пять — так пять, год — так…

Руки мыла тщательно, будто хирургическую операцию овощу сделала, а точнее сказать, «расчлененку» совершила, дважды намылила, а потом, вытерев насухо, понюхала. Пахло только мылом.

Голову подняла и, конечно, на глаза себе попалась, хотя не собиралась вовсе. Хотела сделать вид, будто никого в зеркале не заметила, однако что-то остановило. Пригляделась, и вдруг помстилась некая перемена. Однако в чем перемена, сразу понять не удалось, только через минуту где-то сообразила — это она после путешествия в магазин, сняв кепку, забыла волосы поправить. И теперь отдельные волосинки слегка топорщились, лампочка светила сквозь них, и выходило нечто, при мимолетном взгляде напомнившее нимб. Весьма отдаленно, конечно, так ведь — при мимолетном взгляде.

Рита невольно рассмеялась, продолжая глядеть в зеркало. И вдруг маленькое чудо впрямь случилось — она первый раз за очень долгое время понравилась сама себе. Не слишком сильно, конечно, однако достаточно для того, чтобы подумать: «Я еще, как ни странно, не совсем разучилась смеяться. И оно явно на пользу идет. Надо почаще это делать, а то совсем Бабой Ягой сделалась, будто одна в лесной избушке живу, сдохнуть не умея. И будто если кто навещает, то лишь такой же чухан Кощей. А ведь не так. Ведь Иванушка-дурачок со своим ангельским терпением, или это любовь такая ангельская, приходит каждый день. А я…»