Юрий Хвалев - Кузнечик сын кузнеца (рассказы)

- Послушайте? – Глеб сделал несколько глотков.

- Тихо. Фьють. – Свистнув, яйцеголовый достал из пакета колбасу. - Фью-фью-фью…

На свист из кустов, добродушно виляя хвостом, выбежала породистая собака, отличительным признаком которой служил домашний ошейник.

- Бродячая? – усмехнувшись, спросил Глеб.

- М-м-м… - яйцеголовый многозначительно промычал и развернул кулёк. - Бродит здесь по кустам в поисках дичи. А вместо дичи есть только «Докторская». Ну, ну… не торопись, - попросил яйцеголовый, теребя собаку по холке.

Слизав последний кусок колбасы, собака закрутила головой и инстинктивно, скорее, следуя своему охотничьему предназначению, чем, отдавая простой знак благодарности, взяла чей-то след. Пройдя несколько метров, она повернула голову и посмотрела на яйцеголового преданным взглядом, возможно, надеялась получить похвалу за чёткие действия.

- Пошли, пошли, пошли… - затараторил яйцеголовый, адресуя сказанные слова то ли собаке, то ли вконец растерявшемуся спутнику.

У Глеба в ходе сегодняшних событий закрались сомнительные нотки. Правильно ли он поступает, полагаясь на этого странного человека из зеркала.

«Развязка близка, - подумал Глеб. – Придётся подождать».

Он ещё раз посмотрел на яйцеголового, возможно, чтобы добавить чуть-чуть оптимизма и пожалел, потому что зеркальный шёл с грустным лицом. В соседнем дворе парень бренчал на гитаре минорные аккорды, добавляя спутникам зелёную тоску.

На входе в ресторан, где яйцеголовый и Глеб оказались, следуя за собакой, висела табличка «обед» с двояким смыслом. Перерыв в пункте общественного питания, где постоянно что-то готовилось явление маловероятное, а само слово, указывающее на «обед», грубо нарушало права потребителей, потому что каждый вправе сам выбирать, что ему кушать и когда - чашечку кофе или котлеты «по-киевски».

Несуразность положения происшедшая в паузе, подвигла Глеба сыграть на опережение. Он перед носом у яйцеголового протиснулся в ресторан и был остановлен грозным швейцаром.

- М-м-м… - промычал швейцар. – Куда… назад… я…

- Что ты?! – возмутился яйцеголовый идущий следом.

- Сергей Николаевич! – швейцар виновато втянул голову. – Простите, но… я растерялся. По сценарию первым заходите вы, а потом уже Глеб.

- Идиот!! – закричал яйцеголовый. – Зачем ты повесил эту дурацкую табличку?

- Вы же сами сказали: «если подойду к обеду, вешай ограничение «обед»»…

- Я это говорил швейцару Николаю. А ты разве Николай?

- Нет. Я Василий - его брат…

- Сергей Николаевич, зачем же так кричать на подчинённого, - предупредил Глеб. – Придётся вам этот розыгрыш начинать сначала. Я, кажется, всё понял... Скажите, моя возлюбленная, Валентина, ваша дочь?

Яйцеголовый неохотным кивком согласился.

- Вы хозяин этого ресторана. Предприятие куда я сегодня устраивался тоже ведь ваше. С зеркалом вы тоже всё подстроили. – Глеб рассуждал, как высокий чин госбезопасности, не меньше. – Для визуального спецэффекта вы не пожалели больших денег. Так?

- Глеб, Глеб… м-м-м… подожди, давай пообедаем. – Взволновался яйцеголовый. – Я тебе всё объясню. Моя дочь, она… как вл ю бится, начинает терять голову.

- Сергей Николаевич, давайте начнём с зеркала, - предложил Глеб.

- Хорошо, давай начнём… с зеркала. – Согласился яйцеголовый.

Они прошли в освящённый холл. От количества зеркал у Глеба разбегались глаза.

- Какое зеркало выбираешь? – спросил яйцеголовый.

- Это. – Указал Глеб.

Яйцеголовый сделал четыре прыжка и… с криком «опля» исчез в зеркале.

Эта история могла произойти в любой столице мира. Смотря кто главный герой. Если его имя Хулио – то это, конечно, Мадрид: реальная голубизна неба, бушующая коррида. Если его зовут Джордж – то это, естественно, Вашингтон: в основе афроамериканцы, вечно зелёный доллар. А если он Владимир. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы попасть пальцем в небо. Потому что этот Владимир будет жить наверняка в Москве: холодная река, уходящая в зимнее время. Правда, жить этот Владимир будет до тех пор, пока… не наступит естественный конец… этой соседской истории.

Соседи бывают двух типов: хорошие, - они, как родные (почти) всегда рядом, потому что в сущности своей одиноки. И соседи не очень. Правда, они мало чем отличаются от первых. Просто у них есть семья. А семья, как все знают, закрытая ячейка общества со своим уставом, который гласит: дружить можно, но лучше на расстоянии. О плохих соседей, которые держат за пазухой камень или ходят с кукишем в кармане эта история умалчивает.

Владимир, внештатный журналист различных изданий, недавно отметивший сорокалетие, являлся соседом Якова, обладающего даром стихосложения. Квартира была коммунальная. Если смотреть на неё через призму бытовых удобств: кухни, туалета и ванной, но с особым статусом, потому что, находясь в историческом здании, охранялась государством. Что касается их отношений, то они не замыкались на личных квадратных метрах, а наоборот, как часто бывает у ровесников, их интересы переплетались. Для Владимира и Якова свободное время являлось понятием растяжимым: если на кухню, то вдвоём, затем партия в шахматы, размеренно выкуренные сигареты, спор о политике и литературе, но в определённых рамках. Даже в любовных делах у них не было противоречий; женщина, утверждали они, обязана быть счастливой. И неважно кто она по статусу: официантка, бортпроводница или инженер-конструктор. Женщина обязана быть счастливой! Но, утверждали они, без брачных обязательств.

И вот, как часто бывает в таких историях, друг другу за партией в шахматы…

- Женюсь… - сказал Яков и сделал ход конём.

- Как. Так?! – вскрикнул Владимир, пытаясь контратаковать.

- Ты не представляешь, какая эта тонкая натура, - кажется, Яков для себя уже всё решил. – Она…

- Яша, а-а-а, как же наша дружба? – спросил Владимир.

- Володя, но я не мог её оставить в таком положении... – Яков двинул ладью. – Шах!

- Что, что? Она беременная… я так и знал. – Владимир закрылся слоном. - Мог бы у меня спросить совета.

- Всё получилось как-то нежданно-негаданно, - переходи, попросил Яков, а то я съем.

- Я не представляю, как мы будем теперь сосуществовать, - Владимир задумался. - Ты… она… я. Уговори её сделать аборт.

Затем с обеих сторон последовали быстрые ходы, словно они играли блицтурнир.

- М-м-м, это не возможно.

- Ну почему?

- Ребёнок не от меня.

- Я так и знал. Скажи: она еврейка?

- М-м-м, даже не знаю.

- Не хочешь говорить, значит…

- Ну, причём тут еврейка не еврейка. Она простой психолог.

- А-а-а, тогда мне всё ясно. Поздравляю, тебя банально охмурили.