Люси Фор - Славные ребята

«Моя участь — ждать. Возможно, это неумение жить без него и поддерживает любовь. Где-то сейчас Марк? Должно быть, уже прилетел в Катманду. Возможно, даже прочел мое письмо, оно, очевидно, ждет его там… Но то письмо я сейчас не написала бы; это смещение во времени, которому подвластны даже слова — и те, что я пишу сейчас, и те, что он скоро прочтет, — превращает каждую фразу чуть ли не в ложь. Нет, нет, я вовсе не чувствую себя несчастной без него, просто я какая-то ненастоящая. Не я, а кто-то другой, и этот другой способен сказать или сделать то, что никак не вяжется с моим истинным „я“. А стоит ему вернуться, и я снова я. Но я не ощущаю этой зависимости как стеснительных пут. Такая потребность в другом человеке, возможно, и благотворна, если по-настоящему смириться с ней. Конечно, я вышла замуж очень рано. Может, слишком рано? И с, тех пор жила применительно к другим. Отдавать себя — награда, и немалая. Вполне объяснимый эгоизм. Тогда чего же жаловаться?.. Я и не жалуюсь. Я счастлива».

Эти последние слова Дельфина произнесла вслух, как бы желая убедить себя в том, что была и будет счастлива.

Рубеж пятого десятка перейден — вероятно, тревога именно отсюда. Никаких оснований быть недовольной близкими не было; конечно, оставались заботы. Да и то иногда. Ее четверо мужчин… такие разные, и каждый давал свой повод для раздумий. А стоило убедить себя, что желать ей нечего, как сразу приходило ощущение счастья.

«Вспомни о женщинах, которые вообще ничего не ждут. Никого не ждут. Ничего от других, ничего от завтрашнего дня».

И тут же охватывал леденящий холод. Одни только женщины знают подлинную цену одиночества; мужчине оно неведомо, у них всегда под рукой верное средство исцеления. Не слишком, пожалуй, надежное, но все-таки…

Потеряв терпение, Марк распахнул дверь в коридор; все три его чемодана были составлены горкой. Может, в номер стучались, а он, копаясь в собственных чувствах, не расслышал? Может, по здешнему обычаю не принято беспокоить постояльцев? Поди разберись с этими загадочными туземцами! И быть может, завтра воздух… толпа…

«Надо бы уйти из номера. Да поскорее. Тоже мне номер. Гроб какой-то. А ведь не настал час еще заснуть навеки в деревянном ящике. Выйти из номера… делать вполне определенное дело — писать так, как подскажет фантазия. Ни при каких обстоятельствах не задержать статьи в газету. „Катманду. От нашего специального корреспондента Марка Н.“ Смехотища! А что, если попросить путеводитель, а самому спокойно остаться в постели, за закрытыми ставнями… все равно никто не заметит».

Он понаслаждался с минуту этой мыслью, хотя отлично знал, что на такой цинизм не пойдет. Просто из глупейшей добросовестности. Он испытывал священный ужас перед разбазариванием денег и отлично знал, сколько стоит билет на самолет. Конечно, платит не он, и газета, как известно, вообще сорит деньгами, но в данном случае именно на него была потрачена известная сумма. Чужие деньги — тоже деньги. Остатки буржуазного воспитания — уверяли сыновья. Они-то считали себя свободными от подобных предрассудков. Потому что носили шерстяные пуловеры, которые покупали в Лондоне, где шерсть дешевле. Так по крайней мере они утверждали. И они правы, раз папа оплачивает их поездки в Англию.

Поднявшись наконец с постели, Марк вяло проделал несколько гимнастических упражнений. Ночь… именно такую ночь он и предвидел: разве все не получается так, как он предвидел? Проклятье какое-то. Видимо, такова его судьба — ничего неожиданного, ни хорошего, ни плохого. Он знал, угадывал, чуял. Чисто женская интуиция. А почему женская? Почему, в сущности? Короче, ночь… шум, скотство — правда, безобидное, но надоедливое, — всего будет в избытке. Заснул он только на заре.

Накануне он так и не поужинал. Только выпил в баре виски и поднялся к себе в номер, где, как он надеялся, почему неизвестно, сразу же забудется сном. Но, как он и предвидел… Теперь ему следовало бы уже пуститься на поиски новых открытий, да-да, следовало бы, однако все получалось наоборот. Надо мужественно в этом признаться.

Он снова лег. Свернулся калачиком и заснул.

Он проснулся через час. Совсем другим человеком. Стал собой, вернулась яростная жажда узнавать, действовать, снова жить. Не мешкая ни минуты, соприкоснуться с городом. Он наспех принял душ, но так и не смог управиться с кранами, — то ледяные, то горячие струи окончательно привели его в чувство. Надел рубашку. Внизу плотно позавтракал. Чтобы до вечера не думать ни о своем теле, ни о предъявляемых им требованиях. Быть свободным, открытым для восприятия.

Город — это как бы незнакомый человек, и открывается он лишь опытному или обходительному гостю, умеющему прибегнуть к мелким хитростям. Лучше и обходительному и опытному разом. Надо угадать, действовать ли силой личного обаяния или же можно, напротив, ему нахамить, самое главное — понять, что больше подходит. Причем методы меняются в зависимости от географических широт и даже от часа дня. А ночь — так та вовсе иное дело. Чтобы застращать незнакомца, требуется особый талант, а также известная доля донжуанства. Некоторые слишком форсируют события или же тонут в куче подробностей, а подробности потом помешают синтезу. Город… Необходимо еще уметь бережно, как с самим собой, обращаться с ним, а то, чего доброго, испортишь первую встречу — беда непоправимая! По собственной неловкости можешь безнадежно все погубить. От этого первого знакомства зависит ваша будущая близость, ваша взаимная радость.

Вот для деревни годны совсем иные методы. Не требуется той тонкости. Пейзажем начинаешь восхищаться сразу же, без задних мыслей, без оговорок. Он отдается вам гораздо скорее, без всяких штучек, без кокетства, без чего не обходится ни один город. Пейзаж или принимаешь или нет… При вторичном посещении он ведет себя полукавее, зато обогащает, и знакомство идет как по нотам; ты, как старый любовник, ведешь с ним бесконечный монолог, где только подробности — зато какие важные — имеют значение. А в случае с городом определяет интуиция. Вроде как с девственницами. В самом слове «открытие» таится какой-то особый смак, что-то волнующее, вот оно-то и погнало Марка на улицу.

Короткий разговор с портье. Просто узнать, не лежат ли на его имя письма. Увы, не лежат. А также попросить план города. Ему тут же предложили гида, а так как роль гида могла сыграть и книга, Марк отверг это предложение. Обойдемся планом. Главное — попасть в старый город, где Марк надеялся затеряться. Ему уже виделось, как его захватывает, точно осьминог, некое чудовище. Читатели, без сомнения, считают, что журналист путешествует не так, как они, а как-то по-другому. Рискованные приключения, но лишь для избранных. Возможно, это и верно в отношении кое-кого из его коллег, сам же он предпочитал импровизацию. Разве не мечталось ему, и не раз мечталось, быть настоящим путешественником без багажа? А для этого необходимо покупать и бросать. Роскошь высшего класса. В кармане только чековая книжка и ничего больше. Беда в том, что книжка должна быть по-царски неисчерпаема. А ведь и впрямь блестящая идея, особенно для репортера: путешественник без багажа. А кто платить будет, газета? Если вдуматься хорошенько, не следует особенно на это рассчитывать. Разглядывая план, Марк пытался составить маршрут… Внезапное озарение… вдруг ему вспомнился его первый приезд в Нью-Йорк. Ужасно глупо, что в голову лезут ненужные воспоминания, однако их не так-то легко отогнать… Ну ладно, от багажа еще можно отделаться, ну а как быть с воспоминаниями? Полностью отдаться настоящему. А его сегодняшнее настоящее — это пыльная дорога. Иное дело Нью-Йорк. Привез с собой десятка два рекомендательных писем. Адресов! Адресов! Адреса корреспондентов, коллег, старых забытых друзей, обосновавшихся в Америке. А друзья подняли по тревоге своих друзей. Таких оказалось большинство. Огромная паутина, и он в зависимости от настроения то соглашался запутаться в ней, то поглядывал на нее с опаской. Первую неделю с утра до вечера он слонялся по городу. А подчас и с вечера до утра. Один. Вкушая то подлинное одиночество, которое человек познает в гуще толпы. Только там. Его влекла за собой людская волна, он был счастлив, напряженно живя чужой жизнью, обогащавшей его неожиданными дарами. Так постепенно, без усилий, даже сам того не желая, он овладел тайной города, как овладевают любимой женщиной, только бы, ради всего святого, не оскорбить ее, ждать, когда она разделит твое наслаждение, вести себя так, чтобы наслаждение это не кончалось, не кончалось никогда.