Михаил Бару - Повесть о двух головах, или Провинциальные записки

Надо сказать, что среди русалок встречались и такие, что были способны понимать до известных пределов, конечно, человеческую речь и голосовые команды. Маркиз де Кюстин в своих записках с тайной целью живописать грубость и дикость русских нравов рассказывает о фаворитке одного из князей Голицыных – понимавшей несколько десятков слов и даже немного говорившей крепостной русалке Агафье [85]. Впрочем, ко времени посещения

России де Кюстином, русалок, по крайней мере в европейской части нашей необъятной родины, практически не осталось [86]. Признаться, и многопудовые осетры, белуги и сомы стали встречаться куда как реже, чем во времена Ивана Четвертого, а уж по сравнению с временами муромы и мерян их, считай, и вовсе нет. Для лова той рыбы, что осталась, хватало бредней, вершей, неводов и удочек. Даже серебряные водочные стопки, украшенные затейливой резьбой оказались не нужны. Их заменили граненые стаканы и вовсе пластиковые одноразовые стаканчики. Русалки и настоящая русская рыбалка уплывают от нас все дальше и дальше в прошлое. Остались нам на память лишь устные предания, картины художников [87]и песни с частушками вроде «Подари мне на память чешуйку с того самого места хвоста»…

Ворота Городецкого судоремонтного завода охраняет рыжая собака. За кусок копченой колбасы она откроет вам калитку, поведет к стапелям и продаст недорого почти новый, только что из ремонта, буксир, выкрашенный суриком. Да она и без колбасы отдаст, если с ней поговорить по-человечески. Скучно ей сидеть одной у этих ворот. Особенно по выходным. Вы не поверите, но в Городце суда не только ремонтируют, но и строят. Как начали строить баржи и пароходы в середине позапрошлого века – так и не перестают до сегодняшнего дня. К концу девятнадцатого века каждый год в Городце спускали на воду до семидесяти деревянных барж. И какие были баржи! Длиной до сотни метров и шириной до пятнадцати. По заказу нижегородского купца-миллионера Гордея Чернова, прототипа горьковского Фомы Гордеева, в Городце построили баржу вместимостью в миллион пудов. Тогда весь город строил баржи. Даже маленькие дети мастерили из щепок крошечные баржи водоизмещением грамм в пятьдесят или сто и пускали их по ручьям. Клепали и котлы, и пароходные машины и даже отливали из чугуна кружевные навесы, которые и сегодня украшают крылечки старых Городецких домов.

Теперь баржи делают редко – в основном дебаркадеры. Плавучие пристани и доки, речные вокзалы, гостиницы и рестораны. Они и держат на плаву верфь, а туристы держат на плаву музеи Городца. Их в городе много – целый музейный квартал. Все музеи находятся в красивых старинных купеческих и дворянских особняках, все особняки отреставрированы, полы в них не скрипят, потолки не протекают, все экспозиции… Вот вы не верите, а зря. Взять, к примеру, музей Дом графини Паниной. Одна выставка старинных часов из частных коллекций так хороша, что туристов из этого зала и вывести невозможно. Если бы в самой Москве был бы музей часов, то и тогда в нем вы не нашли бы таких уникальных немецких часов позапрошлого века с двумя кукушками! Крошечные кукушки ростом с половину мизинца, доложу я вам, выточены с большим искусством. С таким большим, что были случаи, когда они клевали посетителям не в меру любопытные пальцы.

Здание музея Городецкий пряник напоминает… богато украшенный сахарной глазурью пряник. Внутри, на музейных витринах, все восемь с половиной веков истории Городца в съедобном виде. Вот древние, еще каменные, доски для печатных пряников с клинописными надписями местные жители находили с незапамятных времен. Археологи утверждают, что доисторические пряники подавали не к чаю, которого тогда на Волге не знали, а к ячменному пиву, и были они солеными, без меда и высушены до хрустящего состояния. Вот окаменевший Городецкий пряник предположительно середины семнадцатого века, судя по возрасту плесневых грибов, найденный в начале двадцатого века этнографической экспедицией кафедры печатных пряников Института пищевой промышленности Академии наук в Коми в стойбище оленеводов-зырян. Северные охотники и оленеводы обменивали пряники на меха. На зыряновском прянике изображена сцена Ледового побоища между войском Александра Невского и тевтонскими рыцарями. Поражает тщательная проработка деталей. Как известно, в момент битвы ветер дул на псов-рыцарей, и все их темные шлемы и латы усыпаны мельчайшими сахарными буквами слов, которые русские ратники кричали противнику в пылу боя. Оленеводы, как выяснили этнографы, поклонялись прянику и, после того как он окончательно окаменел, использовали его при отправлении шаманских обрядов в качестве бубна. Еще один трехпудовый Царь-пряник, подаренный Ивану Грозному городецкими пряничниками в честь взятия Казани, хранится теперь в Москве, в Оружейной палате. Известно, что Иван Васильевич городецкие пряники любил больше тульских и вяземских, которых тогда еще и в помине не было. Да и вообще, городецкие вкуснее, хоть и меда в тесто в Городце не добавляют. Никогда в начинке городецких пряников, в отличие от тульских, вы не встретите ни позеленевшего самоварного краника, ни донца от патронной гильзы, ни пистолетного курка, а только фруктовое повидло самых разных сортов, орехи, изюм, цукаты, пропитанные сладким ликером, а то и вовсе подадут вам к прянику большую рюмку сладкой смородиновой или клюквенной настойки. В самом конце девятнадцатого века городецкие купцы-старообрядцы поднесли на память семье Николая Второго, путешествовавшей по Волге, пряник весом в полтора пуда. Кстати, о старообрядцах. Их в Городце всегда было много, а уж что касается пряничников, то они все были старой веры. Рассказывают, что издавна поклонялись городецкие староверы огромной крестообразной сосне, которая росла на древнем городском валу. Был у нее в дупле устроен киот. Власти еще при Николае Первом спилили эту сосну. Старообрядцы нашли себе еще одну крестообразную сосну и давай ей поклоняться. Власти спилили и ее. Теперь уж не осталось никаких крестообразных сосен. Да и власти теперь пилят совсем не сосны…

Вернемся, однако, к пряникам. Вообще, городчане любили одаривать пряниками по самым разным поводам. Взять, к примеру, «разгонные» пряники. Их дарили засидевшимся гостям. Вынесет хозяин горсть таких пряников… и тут же гости начинают хватать свои тулупы, шапки и прощаться с хозяевами. «Разгонными» пряниками дело не ограничилось. Местные жители изобрели даже своеобразный пряничный язык. Скажем, зять никогда не проходил мимо тещиного дома, чтобы не подарить ей пряник, а жены мужьям пекли… и, случалось, допекали.

Пряников на витринах много самых разнообразных – с царскими орлами, с советскими серпами и молотками, с теремками, стерлядками, прогулочными колясками, пароходами, паровозами, птичками, с надписями «Дарю Зине», «Дарю Маше», «Кавришка», «Дарю от всей совести моей дарю милости твоей», «Подарок в день вашего ангела», «Кого люблю того дарю сердечно» и даже «Пролетарии всех стран соединяйтесь». Как только они все высохнут, окаменеют, их заменят новыми, а старые вынесут во двор, размочат в воде и скормят собакам. Вот потому-то в Городце собаку пряником не поманишь. Нос она от него воротит. Ей бы косточку или сосиску…