Егор Молданов - Трудный возраст (Зона вечной мерзлоты)

— Значит, будем готовиться к войне.

Никита, нахмурившись, молчал.

— Поможешь мне Стюардессу похоронить? — спросил он.

— Без базара, — согласился я. — Где хоронить будем?

— На нашем кладбище.

— Разве можно?!

— Кто запретит? — злобно ответил Никита.

— Нет, я не про это, — замялся я. — Просто кладбище человеческое, а мы там собаку.

— Стюардесса была в сто раз лучше многих из тех, кто на том кладбище лежит. Я ее похороню там, — твердо сказал Никита.

Я не стал переубеждать Никиту. Возможно, он был прав.

Запланированный хоккейный матч в последний момент поменяли на мини-футбол.

Ежегодно накануне 23 февраля — дня Советской Армии — в спортивном поединке встречались сборные педагогов и обитателей за общедетдомовский суперкубок имени Лукьянова. Традиция была заложена еще старым директором. Ажиотаж вокруг суперигры был необычен: за последние годы общий счет составил 2:2. Капитаном сборной педагогов была Железная Марго, Вонючка отказался от такой чести, сославшись на изобилие работы. Большой Лелик, Гордеева, Сигизмундович, Гиббон, Комар, Зажигалка, Стасик и я — вратарь — мы были костяк команды Железной Марго. Команду Клюшки возглавлял Щука, одним из нападающих был Никитон, он согласился войти в состав команды в последний момент, до этого категорически отказывался участвовать в суперкубке.

Вонючка выступил с приветственным словом. В спортзале произошло едва уловимое шевеление. Всех очень раззадорила фраза дерика “о вселенской любви к обитателям Клюшки”. После игру взял под свое командование физрук Свисток.

Болельщики шумели, галдели до посинения, половина спортзала отчаянно переживала за педагогов, вторая — также отчаянно за обитателей. Первый двадцатиминутный тайм окончился ничем, хотя опасных моментов было предостаточно. Многих поразило, с каким бесстрашием Железная Марго ходила в атаку, голевых ситуаций было предостаточно, но ворота так и не были распечатаны.

Второй тайм оказался еще более напряженным, закончившись счетом 1:1. Была назначена дополнительная десятиминутка. Все игроки от усталости и эмоций валились с ног, но глаза их светились азартом, игра всех увлекла. Периодически в зале гремело: “Судью на мыло”.

Дополнительное время не изменило счета, и была назначена после пятиминутного перерыва серия из пяти пенальти. Всеобщее лихорадочное возбуждение было необычно заразительно. Зал то замирал, то оживал. Первым гол в ворота обитателей забамбасила Гордеева, и зал восторженно заорал. Щука подошел к мячу и крученым ударом направил его в самый дальний угол моих ворот. После забитого гола с его лица не сползала самодовольная улыбка. Железная Марго, как заправский футболист, долго переставляла мяч с места на место, она ловила на себе взоры десятков глаз. Удар ее был несильный, но точный. Потом подошла очередь Лиса, он справился с возложенной на него задачей, мяч обжег мои пальцы и оказался в сетке. Счет после четырех пенальти был равным. Пятый, решающий мяч в ворота обитателей забил Сигизмундович. Счет стал 6:5 в пользу педагогов. Последним к мячу подошел Никитон. Он заметно волновался, от его удара зависело все. Никита долго готовил мяч, и так его ставил, и сяк. Я напрягся, как торпеда. Щука подошел к другу, что-то шепнул ему на ухо, Свисток жестко приказал Командору покинуть поле. Прозвучал свисток бить пенальти. Зал застыл, молчаливо наблюдая за Смирновым. Никита размахнулся, и… мяч пролетел намного выше ворот. В зале происходила несусветная суматоха. У меня внутри все оборвалось, мне стало страшно. Я понял, Никитон специально не забил гол и послал мяч выше ворот. Господи, что же он натворил-то, самоубийца. Его же Щука прибьет за поражение. Зал продолжал галдеть. Одни кричали, что гол нельзя засчитывать, другие доказывали обратное. Споры прекратил Свисток:

— Со счетом 6:5 команда педагогов выиграла суперкубок имени Лукьянова, — торжественно произнес он, но при этом не сводил укоризненного взгляда с Никитона.

Зал взорвался криками и рукоплесканиями. Щука в раздевалке накинулся на Смирнова:

— Ты специально поддался, — кричал, брызгая слюной, Щука. — Никитон, я от тебя такой заподлянки никак не ожидал.

Смирнов застыл, как восковая фигура.

— Зачем ты убил Стюардессу? — напрямик спросил он.

— Не трогал я твоей Стюардессы, — злобно буркнул Щука.

Никита достал из спичечного коробка бычок “Бонда”. Он не сводил глаз с бегающих глаз друга.

— Возьми его себе на память, — произнес он с пренебрежением. — “Бонд” на Клюшке куришь только ты, Макс. Зачем ты убил мою Стюардессу? Ты же знал, как я ее люблю, и ты ее убил. Ты после этого хуже врага.

— Смирнов, надень слюнявчик, — хорохорился Щука. — У тебя совсем крыша поехала? Какая-то старая собака для тебя важнее друга? Никитон, ты же мне как брат! — с надрывом произнес он.

— Макс, ты ненасытная утроба! — безжалостно произнес Смирнов, и на его лице застыло выражение брезгливости. — От таких друзей, как ты, надо спасаться.

Первую минуту Щука, выпучив глаза, смотрел на друга, потом до него дошел смысл сказанных слов, и с перекошенным от бешенства лицом он набросился на Никиту.

— Предатель, — в неистовстве кричал он. — Я тебя зачморю…

— Тебя уже зачморили, — и Никита, утирая рукавом рубашки кровь с разбитой губы, захохотал. — Командор оботравш, — кричал он громко на весь спортзал. — Оботравш… оботравш-ш-ш…

— Закрой варежку… — выкрикнул Щука в бешенстве и стукнул кулаком Никиту по лицу.

— Пошел ты… — Никита отхаркнул, сплевывая кровь на пол.

Щука, увидев кровавый харчок, оторопел.

— Никитон… — с отчаянием крикнул он. — Прости меня!!! Не хотел я трогать твою Стюардессу, она сама вцепилась в меня, когда я тащил этот проклятый комбикорм для Трехдюймовочки. Я ее просто пнул, и она сдохла.

— Поздно оправдываться, Макс, я с оботравшем не разговариваю.

Щука исподлобья хмуро посмотрел на друга и недовольно пробурчал:

— Не думал, что из-за какой-то собаки ты пожертвуешь другом!

Никита ничего не сказал, молча вышел из раздевалки.

Щука бросился на стенку и в бешенстве стал бить ее ногами.

— Падла… падла, — кричал он со злобой.

В классе негромко разговаривали, ждали Пенелопу. Ее все не было, ушла, как за смертью. Щука на шухере поставил Каблука, тот стоял, спрятавшись за стеклянными дверьми лестницы.

— Идет, — предупредил он наконец всех.

В классе мгновенно установилась мертвая, напряженная тишина. Через минуту вошла Пенелопа.

— Чувствуется, она с астралом сегодня в полном разладе, — съязвил Комар.

Пенелопа села за стол, резко придвинула к себе журнал и только собралась его открыть, как ее взгляд уставился на рядом лежащую сумку. Она медленно подняла голову и металлическим голосом, от которого у половины класса мурашки побежали по спине, вскрикнула: