Валерий Рыжков - Он, Она и интернет

– Ты опять дед про черный день! – она строго поглядывала на деда, подливая наливки в рюмку как лекарство.

– Молчу, давай ты говори, про белую ночь.

– И скажу! Получше твоего будет.

– Сказывай сказку, а мы с Андреем тебя крепко послушаем, – опрокидывая рюмку, весело крехтя да подмигивая Андрею. – А я так скажу, лучше жить в застое, чем в простое.

– И не говори, когда всё хорошо, то и хорошо, но когда, это падает, как кусок теста в золу, поджарится, а копоть остается. Бог милостив, каждому возвращает память в нужное время.

– А я про что, про тоже самое, вот на Марсе любви не будет никакой, потому что любовь бывает только земная. Не смотри на меня, как на полоумного, так космонавты говорят, кто в открытый космос выходил, женщин там не видел, а все, потому что их там нет, вот в чем загвоздка. Не хотят они туда на Марс лететь, а я бы полетел, – с трудом раскачиваясь на стуле, опираясь на стол, встает дед. – Давай Григорьевна, продолжай про белую ночь, а я пойду, прилягу, посплю немного, подустал сегодня.

– Это правда, он тебя Андрей с утра дожидался, все ждал, когда придешь, чтобы я ему за здравие рюмку налила, нашему космонавту.

Из другой комнаты дед подал голос: «Это раньше, говорили обо мне, жил-был, а теперь судачат, что не жил и не был. Короче стал из долгожителя – сожителем».

Анрею было тепло в этом доме от этих чудиковатых родственников, которым перевалило за восемьдесят лет. Они с трудом вникали в чудеса Интернета, с трудом осиливали мобильный телефон, рассматривая в лупу газетные вырезки, всегда были в курсе всех событий, как они говорили, что сорока на хвосте приносит новости.

В размеренную жизнь погружается город. На тихой улице недалеко от Невского проспекта в Петербурге стоит бронзовый Пушкин, оглядывающийся Гоголь на бронзового Городового на Малой Конюшенной. Усталый Тургенев, возвратившийся из-за границы, с тростью сидит в сквере на Итальянской. И Достоевский у Владимирского собора. Вокруг них в сверкающем свете фонарей и ламп, мимо пластиковых окон кафе и кондитерских идут веселые молодые люди в кроссовках. Вечерний город с улочками-закоулочками превращается в ярмарку легкомыслия, где золотое правило любви меняет вывеску, что это не любовь, а только услуга. К утру ловеласы, переболев в легкой форме болезнью любви, стараются, как можно скорей, забыться от кошмара ночи. Утром дворник гастрабайтер небрежно подметает тротуары, сбрасывая хлам в тележку. Заспанные родители за руку ведут сонных детей в детский сад. Трудовой город просыпается шумом двигателей машин, все приходит в движение. В офисах включаются компьютеры, подключенные к всемирной виртуальной паутине. Компьютерная жизнь – это новые реалии мира. Это другое качество жизни, где игнорируется чувственный мир человека, и обезличивается физиология плоти, стирается либидо как стиль большого города, где товарообмен ускорен до секунды времени.

Петербуржец всегда одевается по моде, но не по своей. Галстуки американские, джинсы турецкие, сапоги, кроссовки китайские, зонтики японские, машины зарубежные определили стиль жизни от мала до велика. Вкус моды определяется природой вкуса женщины, которая в этом городе всегда нарушает гармонию белых ночей, раздваивая и самоуглубляя мужчину. Тут три вещи, которые не возвращаются, это время, слово и случай. И чем больше принятых правильных городских законов, тем больше удорожаются услуги парковки для автолюбителей и пассажиров.

В постперестроечные годы любимое местопровождение после коммуналок для влюбленных стал салон автомобиля, где они свободно встречаются, любят, спорят, разлучаются и снова приходят на свидание. Для юных самые романтические дни это сидеть в автомобиле и созерцать оттуда набережную, плывущие катера по речным каналам, слушать музыку Авторадио. Они другие смотрящие только вперед, не оглядываясь назад на музейную вечность города, погружаясь в драйв-либидо и с возрастающей скоростью несутся по магистралям кольцевых дорог. Эти другие люди, считают, что позитив, это только тогда когда едешь вперед, а негатив, это когда возвращаешься назад. Для них еда – позитив. Развлечения– позитив. Безделье – позитив. Отказ от всего – позитив. Для них живущих в позитиве, возвращение в негатив, это как проклятие ревности развившегося бессилия и безволия, и отсюда у них нелюбовь к суете дней.

Сказано, что любовь милосердствует да долготерпит, и любовь все переносит, каждому когда-нибудь оно и откроется.

Андрей все чаще сидел поглощенный игрой виртуального разума за компьютером. Его новые отношения в социальных сетях, в котором пока нет звука, нет запаха, обоняния, но есть экстаз от дум, от наплыва мыслей, от игры слов. И когда слова иссякались, то на время прерывались и Интернет отношения. И снова письмо из сети. И снова освобождают из плена одиночества. И от этого устаешь. Хочется идти по городу, среди людей, а не чатиться круглосуточно перед монитором. Хочется дышать, вместе со всеми кто живет на земле. Хочется видеть и слышать, как живет город.

Андрей спустился во двор дома, вдохнул холодного туманного воздуха, взглянул в бесконечное небо.

Из подъезда вышла знакомая пара молодых, у которых родилась двойня. Она, одетая в прогулочный костюм в сапогах на высоком каблуке, держала на руках детский сверток, перевязанный голубой лентой, а он небрежно одетый, в куртке, джинсах, кроссовках прижимал к себе сверток с розовой ленточкой.

Поздно вечером Андрей сквозь тишину вечера из квартиры сверху слышит, как доносится детский плач. Шаги. Короткие реплики: «Я устала»… «И я устал»… Еще чуть-чуть и все стихает.

В подъезде хлопает дверь и чьи-то веселые шаги устремляются вверх на пятый этаж. Слышен смех. Шёпот. И наступает тишина.

Золотая осень Летнего сада под созвездием Ориона отражается в стеклах машин на набережной Фонтанки, которые в две колонны едут со скоростью десять километров в час. Колонны машин вот-вот встанут в пробке. Из под моста взлетают над садом чайки. Осень обсыпается желтыми листьями лип и розовыми листьями кленов над Лебяжьей канавкой. Конец октября, а по каналам еще плывут прогулочные катера, обгоняя друг друга.

Предгрозовая погода выгоняет всех людей из парка. Скамейки. Одинокие прохожие с зонтиками проходят, не спеша мимо безмолвных статуй. Еще вчера в солнечный полдень лабиринты парка наполнялись шумом и смехом взрослых и детей.

На Садовой улице убираются летние кафе, где можно было посидеть с дешевым блюдом, и в беседе ни о чем, помечтать о лете.

Об Инне ходили слухи, что она больна и находится на лечении. Она прислала письмо: «Ты нежней, ты умней, но это не дает права унижать меня любовью».