Давид Фогель - Брачные узы

Там было пусто и сумеречно. Двое служащих железной дороги мели пол, двигаясь друг другу навстречу. На боковой скамье, согнувшись, сидел человек, старая корзина стояла у его ног. Светилось только одно окошко для продажи билетов. Гордвайль в собственных глазах выглядел как человек, слишком рано пришедший на вечеринку, прежде чем успели накрыть на стол. В колоннаде тоже было холодно, подняться же на второй этаж, в зал ожидания, у Гордвайля не хватило решимости. Он прикинулся пассажиром, подошел к расписанию, вывешенному на стене, и какое-то время разглядывал его, ничего не видя. Потом зачем-то подошел к освещенному окошку и спросил кассира, когда отходит поезд на Аспанг. Черт его дернул спросить именно об Аспанге. Кассир ответил неохотно, как будто это было ниже его достоинства:

— На Аспанг поезда идут с Аспангского вокзала, в третьем округе, а не отсюда! Это же Северный вокзал!

— А когда есть поезд туда, вы случайно не знаете?

— Это вам там скажут!

Из-за собственной глупости у Гордвайля больше не было возможности оставаться здесь, якобы в ожидании поезда. Теперь кассир наверняка будет следить за ним в оба. У него даже возникло минутное желание пойти на тот вокзал, как будто ему действительно было нужно в Аспанг… Так или иначе он отошел от окошка и направился прямо к выходной двери, словно желая показать кассиру, что он точно и незамедлительно последовал его совету.

На улице тем временем стал нарождаться серенький, изможденный день. Что-то все больше светлело, просачиваясь сверху в зажатое между домами пространство и вытесняя тьму. Один за другим погасли фонари. В окрестностях вокзала стала пробуждаться утренняя жизнь. Сознание Гордвайля тоже немного прояснилось, и в нем возникла благотворная мысль: сейчас открываются кафе, у него еще осталось немного денег — не выпить ли ему чашечку кофе, да и согреться при этом. Эта возможность словно вселила в него новые силы; он уверенно пересек улицу и вошел в находившееся рядом простое кафе. Было уже около семи: ему оставалось ждать только два часа, пока Tea не уйдет на работу.

В кафе он выбрал самый дальний угол, забился в него и заказал черный кофе. Черный кофе, рассудил он, вытравит из него остатки сна. Несколько рабочих завтракало. Недалеко от него сидела бедная женщина лет сорока, с остреньким красным носом и жиденькими, немного спутанными каштановыми волосами. Время от времени она бросала взгляд на Гордвайля, не переставая грызть хрустящие хлебцы. Может, это та самая, что сидела с ним ночью на Хаупт-аллее, мелькнуло у Гордвайля. Вовсе не исключено, по сути дела. А впрочем, не все ли равно?!

Потом он глотнул горячего кофе, и тепло разлилось у него по всему телу. Но он так устал, был таким разбитым, что даже не нашел в себе сил заглянуть в газеты, принесенные ему официантом. Ему хотелось спать, только спать. Черный кофе не слишком помог. В мозгу путались обрывки мыслей, никак не связанных друг с другом. Голова была непосильно тяжелой, где-то сзади, в самом низу затылка, обозначилась острая боль, безостановочно, как молотком, бившая куда-то внутрь. Время словно остановилось, игнорируя страдания Гордвайля. А ведь ему казалось, что он провел в кафе по меньшей мере час. Он был в отчаянии. Что делать? Если время будет ползти так и дальше, он сойдет с ума! Два оставшихся часа достались ему тяжелее, чем вся прошедшая ночь. Глупая, бессмысленная история! Из-за дурацкого каприза, беспричинной злобы! Он преисполнился такой ярости на Тею, что у него даже перехватило дыхание. Окажись она сейчас рядом с ним, он мог бы совершить глупость. Гордвайль сам испугался силы своего гнева, никогда раньше он и не предполагал, что способен на такое. Tea вызывает к жизни самые дурные его инстинкты, с горечью подумал он, тем хуже для нее! Он просто дрожал от бессильного гнева. Хотел было встать и пойти домой — и будь что будет! И все-таки остался сидеть на месте. Прикурил, машинально взял «Tagblat» и попытался рассеяться.

Женщина неподалеку закончила завтракать. Она не переставала время от времени скашивать взгляд на Гордвайля, так что в конце концов ему стало неприятно. Эта еще чего хочет?! В этот миг он был исполнен безумного гнева на всех женщин в мире, не исключая ни одной. И тут женщина встала с места. «Она идет ко мне», — пронзило Гордвайля предчувствие, граничившее с уверенностью. Женщина сделала два-три шага к выходной двери напротив, вдруг остановилась, повернула назад и подошла прямо к столику Гордвайля. Тот инстинктивно отпрянул и устремил на нее вопрошающий взгляд.

— Милостивый государь, когда вы закончите «Tagblat», не могли бы вы отдать его мне?

— В настоящий момент я сам его читаю, — сердито ответствовал Гордвайль.

— Да нет, я имею в виду потом, когда вы закончите. Это, вы знаете, милостивый государь, из-за объявлений, хотела посмотреть, — продолжала она, словно оправдываясь. — Бывает, что и попадется что-нибудь приличное.

Гордвайль, не говоря ни слова, протянул ей газету.

— Нет-нет! — стала она возражать. — Читайте себе спокойно, пока не закончите! Я немного подожду.

— Пожалуйста, берите! Мне она больше не нужна!

Женщина, поблагодарив его, взяла газету, но не уходила. После минутного молчания она произнесла:

— Не могли бы вы, милостивый государь, оказать мне небольшое денежное вспомоществование? У меня нет денег заплатить официанту за кофе.

Гордвайль не поверил своим ушам. И тем не менее достал деньги, отложил в сторону стоимость собственного кофе и протянул ей остаток: шестьдесят грошей.

— Больше у меня нет.

Женщина довольно улыбнулась и в тот же миг вернулась за свой столик, оставив «Tagblat» на столике Гордвайля. Весь кипя, Гордвайль вскочил с места, схватил газету и кинулся с ней к женщине.

— Не вы ли только что хотели почитать объявления! — почти закричал он, весь пунцовый от гнева. — Вот они, объявления, вот они!

Он стал тыкать пальцем в последние страницы.

— Что вам угодно, сударь? — нагло ответила она. — Я совершенно не желаю читать объявления! Не станете же вы заставлять меня читать объявления, когда я совершенно не желаю этого делать! Как вам это понравится?! — громко выпалила она, как бы призывая присутствующих в свидетели.

— Ах так! Тогда вы не имеете права выпрашивать милостыню, ясно?!

— Кто выпрашивает милостыню?! Вы сами нищий, обиваете пороги! Только послушайте, какая наглость!

— Если вы сию же минуту не вернете мне шестьдесят грошей, я позову полицейского!

— Какие шестьдесят грошей?! Да кто у вас брал шестьдесят грошей?! Вы пьяны, милейший! Нужны мне ваши деньги! Я сама могу дать вам шестьдесят грошей, и даже больше! У меня денег побольше будет, чем у вас!

Гордвайль застыл на месте и изумленно смотрел на нее. Курносый ее, остренький нос еще больше покраснел, а маленькие мышиные глазки уставились на него с нескрываемой ненавистью. Внезапно в нем поднялась волна отвращения, так что его чуть не вырвало, он повернулся и сел за свой столик с газетой в руке. Позади еще раздавалась ругань женщины: