Владимир Лорченков - Автопортрет художника (сборник)

– Послушай, – сказал я ей как-то, – давай просто заткнемся и потерпим друг друга до отъезда.

– Я купила тебе абонемент в спортивный зал, – сказала она.

– Послушай меня, – сказал я. – Ты же не собираешься спорить с тем, что мы друг другу осточертели и не разводимся только потому, что ждем выезда блядь в США?

– Это не имеет никакого значения, – сказала она, – потому что я купила тебе абонемент в тренажерный зал.

– И за полгода, оставшиеся до отъезда, ты приведешь себя в порядок, – сказала она.

– Зачем? – спросил я. – Мы же все равно разведемся.

– Дурачок, – сказала она, – полгода здесь, года два-три там, не сразу же мы разойдемся, нас блядь выкинут попросту оттуда.

– И то, если нас выпустят, – сказала она. – А могут и не выпустить, потому что ты сейчас выглядишь вовсе не так, как был, когда мы начали готовится к отъезду.

– Ты блядь теперь Жирный, – сказала она, – а это Болезнь.

– Итого – три-четыре года с Больным, – сказала она.

– Я не намерена жить столько времени с жирным куском говна, – сказала она.

– Я не хочу, чтобы нас послали на хуй на собеседовании из-за того, что ты жирная тупая скотина с противопоказаниями по здоровью и инвалид жирной первой группы, – сказала она.

– Может пронесет, – сказал я.

– Пронесет тебя, мудак, когда ты обожрешься и снова в туалете на ночь засядешь, – сказала она.

– Ты жрешь и срешь, срешь и жрешь, – сказала она с ненавистью.

– Я не хочу не попасть в США из-за того, что мой тупой муж поленился следить за собой, – сказала она.

– Наконец, я не заслуживаю презрительных взглядов, которыми нас провожают в общественных местах, – сказала она.

– О чем ты, – сказал я, – когда мы последний раз куда-то выходили?

– Почему Я могу прилагать множество усилий для того, чтобы быть в форме, – сказала она, – а некоторые куски говна, которые мне даже называть не хочется, ленятся и обрастают жиром с самого утра?

– Хватит о говне, ты испортишь мне аппетит, – сказал я.

– Твой блядский аппетит не испортит ничто, – сказала она, – ты по пояс в говне будешь жрать.

– Я много нервничаю, – сказал я.

– В том числе и из-за тебя, пизда ты тупая, – сказал я.

– Ты начнешь худеть, причем с завтрашнего дня, – сказала она.

– Господи, – сказал я, – ну почему ты меня не слышишь?

– Он не слышит жирных уебков, – сказала она.

– Я обращался к тебе, – сказал я.

– А не слышу жирных уебков тем более, – сказала она.

– Половина десятого, – сказал я, нервничая, – пора жрать, Лида.

– Закрой рот, – сказала она, – причем во всех смыслах.

– Сначала сгонишь вес анаэробными нагрузками, – сказала она, – потом немного аэробных.

– Гос-п-п-поди, – сказал я.

– Дай мне мой завтрак, – сказал я.

– Никаких завтраков, – сказала она, – только стакан апельсинового сока.

Ну, я недолго думая и выплеснул этот сок ей в лицо.

ххх

Проснулся я от того, что у меня затекли руки.

В принципе, последнее время такое случалось все чаще. Лишний вес, сами понимаете. Опять же, храп. Когда поправляешься, начинаешь храпеть. Никогда не верил в это. Ровно до тех пор, пока не поправился. И не начал храпеть. Лида и в этом случае не смогла проявить сострадания, конечно. Представьте себе, что вас Каждую ночь будят по пятнадцать-двадцать раз хорошим ударом в ребра и шипением:

– Дапрекратитыблядьнахуйхрапетьзаебалужеспатьневозможно!

А у меня так было каждую ночь, несколько лет. Я иногда даже жалел, что мы подали документы на выезд, да было поздно. Слишком много мороки было с тем, чтобы их собрать, говорю же. Так что мы начали спать в разных комнатах. Нет, иногда я ее ебал, конечно – все-таки мой член именно то, из-за чего она и вышла за меня замуж, – но случалось это все реже. Из-за веса я очень уставал стоять за ней сзади, а она обожала именно так. А мои предложения поскакать на моем члене она воспринимала как оскорбление. Она ЛЮБОЕ предложение пойти на компромисс воспринимала, как оскорбление. Ебнутая сучка. А ведь когда-то я ее любил. Ну, или, если честнее, прельстился задницей и сиськами. Они были на заглядение: как у всех баб, которые после тридцати начинают толстеть. Господи, да что ж с того, живут же люди блядь и толстыми в браке?!

Я застонал и потянул руку из-под себя. Не смог. Подумал, что, может, и правда стоит сбросить пару килограмм. Попробовал встать, но упал носом в кровать. Перевернулся и с ужасом понял, что у меня связаны руки.

– Доброе утро, свиненочек, – сказала Лида

Я увидел у нее в руке мясницкий нож и заорал.

ххх

– Успокойся ты, придурок толстый, – сказала она.

– Не собираюсь я тебя убивать, – успокоила она.

– Блядьблядьблядь, – сказал я, – нет-нет-нет, только не ЭТО.

– Что?! – спросила она, и потом поняла и засмеялась. – Нет, ну какой же ты блядь псих-то, а? Ненормальный… Не собираюсь я тебе яйца резать.

– Уф, – сказал я, успокоенный.

– Тогда что происходит? – спросил я.

– Что за блядь, ролевые игры? – спросил я.

– Заткнись, – сказала она, – жирный ублюдок.

После чего сунула мне в рот свой сраный лифчик, присела рядом и излила душу.

… Только представь себе, сказала она, что ты с детства боишься потолстеть, с самого раннего детства, тем более, что родилась ты не в сраном Совке, а в нормальной демократической стране, смотрела перед детским садиком мультик «Винс» про юных фей, каждая из которых нарисована как кукла Барби, то есть так, что, живи такая в реальности, она бы и метра не прошла, потому что ее фигура противоречит ВСЕЙ системе земного блядь притяжения и физиологии, но ты-то смотришь, и вот, глядя на свои ляжки лет в девять в зеркале, думаешь, блядь, я не фея из команды Винс, я толстая и некрасивая, я себя ненавижу, все меня ненавидят, наверное, именно поэтому мама и папа развелись, начинаешь с этим жить, подрастаешь, в юности на пару лет тебя отпускает – ну, в том возрасте, когда любая баба в постель сгодится, от четырнадцати до шестнадцати выебать хотят любую, они свеженькие, – но потом начинается взросление и мучительный страх, и ты блядь истязаешь себя спортом, а потом появляется мужчина, который становится твоим мужем, а потом вдруг он начинает толстеть и жрать, как свинья, и ты глядишь на него, и видишь, видишь, видишь, мучительно видишь, что тебя ждет то же самое, а мужчина, который, по идее, должен быть твоей опорой и поддержкой, оказывается вонючей прожорливой жирной тва…

– Да-а-а-о-о, – говорю я.

– Достаточно? – спрашивает она. – Ладно.

– Да-да, милый, – сказала она.

– Глядя на тебя, я вижу Свое будущее, – сказала она.

– И это меня убивает, – сказала она.

– И меня убивает мысль, что это будущее может быть здесь, в этой Молдавии сраной, а не в благополучных Штатах, – сказала она.

Тут я понимаю, что глаза у нее блестят как-то не очень нормально.