Владимир Лорченков - Автопортрет художника (сборник)

xxx

– Сын мой, – мягко, но твердо стараюсь говорить я, – не бойся.

– Мооз, – говорит он, успокаиваясь.

– А как же, – говорю я.

– Игусики, – говорю я.

– И соник! – кричит он.

В дверь звонят, и я не успеваю справиться с собой.

Вздрагиваю.

xxx

Денег катастрофически не хватает на все, особенно – на коммуналку. Слава богу, у Игната своеобразные предпочтения в еде. Обожает макароны и пельмени. И то и другое дешево. Фруктов не ест. Единственная статья расходов – соки, которые он привык пить перед сном. И коммуналка. За квартиру в этом районе, в который мы съехали из прежнего – там было гетто, если называть вещи своими именами, – я плачу две трети зарплаты. Можно вернуться, но я решил, что ребенок не должен видеть все это дерьмо. Драки, коммуналка, туалет на пять квартир, самогонный аппарат на первом этаже и зарешеченное окошечко в квартире на третьем. Постучишь – откроют, протянешь деньги – бросят пакетик. Иногда с травой, иногда с чем-то покруче.

Еще треть зарплаты – еда и сок. За детский сад я одолжил.

А ведь нужны еще и вещи. И лекарства иногда.

И ботинки ему, с досадой вспоминаю я. Зимние ботинки. В старых уже не походишь.

– Мооз, – напоминает Игнат.

– И игрушки, – вспоминаю я.

– Игусики, игусики! – подтверждает он, радостно улыбаясь.

– Тебе не надоест говорить одно и то же, малыш? – улыбаюсь я.

– Тие ни нест аарить ано итоси маыш, – неумело повторяет он слишком длинную фразу и возвращается к главному: – Мооз, игусики!

– Конечно, – говорю я, освобождая лицо от щетины.

Издалека кажется, будто я стираю с розовой маски серый налет. Вижу плохо, поэтому бреюсь все равно на ощупь. Игнат роняет бритву, я наклоняюсь, чтобы подобрать ее, успокаиваюсь, и тут раздается звонок, от которого я вздрагиваю.

Я иду к двери и, выключив свет в коридоре, кошу в глазок.

На лестничной клетке стоит человек в форме.

xxx

– Звонят из газеты, – говорю я. – Местный филиал «МК».

– Чего хотят? – спрашивает Олег.

– Проводят опрос.

– Задолбали своим опросами! – довольно говорит он, потушив «Мальборо» о край стола. – Каждый день.

– Если бы они не звонили, ты бы обиделся, – говорю я.

– Да ладно, – кокетливо тянет он, но нам обоим понятно, что да. Обиделся бы. – Ну, что там за вопрос? – торопит он меня. – Мне еще подводки к сюжетам писать.

– А гражданство какой страны вы бы хотели получить вдобавок к молдавскому? – читаю я по бумажке.

– Никакого. По слогам им зачитай, – самодовольно улыбается он, – ни-ка-ко-го! Я наш молдавский паспорт ни на какой не променяю!

Я иду к своему рабочему месту секретаря телекомпании и диктую в трубку:

– Никакого. По слогам запишите. Ни-ка-ко-го. Я наш молдавский паспорт ни на какой не променяю. Он меня вполне устраивает! Подпись – Олег Новиков, автор и ведущий программы «Дисбаланс».

– Ну, еще бы, – говорит после короткой паузы – видимо, записывал – журналист. – Будь я личным журналистом нашего президента, я бы тоже свое гражданство ни на что не променял! Хорош Новиков! Он небось забыл, когда последний раз через общий зал аэропорта шел или ехал за границу за свой счет, а не в делегации.

– Лоринков… – устало говорю я.

– Да? – говорит он.

– Ты же знаешь, что мне не нужны неприятности.

– Какие это? – дразнит меня он.

– Разные, – кратко отвечаю я.

– Ну да, – язвит мой собеседник, мы с ним учились когда-то вместе, – все мы когда-то были неплохими парнями, но нас испортила закладная на дом.

– Совершенно верно, – говорю я. – Только меня испортил ребенок, а не закладная. Закладной у меня нет. Как, впрочем, и дома.

– Извини, – говорит он, помолчав, но я уже кладу трубку.

Иду выпить чаю в большой кабинет, где отдыхают операторы, журналисты и водители. Посидел, поговорил. Разговоры здесь только об одном. Кто, как и куда уехал, кому повезло с визой, кто перебрался в Россию, а кто в Италию и кому повезло попасть в Штаты. Бегут, бегут, бегут. Бегут все. И у нас тоже – водители, журналисты, операторы…

Впрочем, все они по штату – редакторы. На ТВ столько же редакторов, сколько в Чечне бригадных генералов. Люди телевидения.

Мне тоже предлагали делать сюжеты, но я отказался. Человек, который работает 6 часов и получает 100 долларов, зарабатывает больше человека, который работает 12 часов и получает 120 долларов. Конечно, я так не сказал. Объяснил, что хочу больше времени уделять ребенку.

Тем более что я и правда хотел уделять время ребенку.

xxx

– Верона, – удивительно ясно, как будто из-за спины, сказала она.

– А, – сказал я, – там, где Ромео и Джульетта.

– Вечно ты выдумываешь, – сказала она.

Больше мы не разговаривали. Вот уже два с половиной года. Света уехала вроде как на заработки в Италию, но уже через несколько месяцев вышла замуж за хозяина виллы, которую подрядилась убирать. Необычайное везение. Впрочем, ей всегда везло. Уезжала она, конечно, на год-два. Заработать денег, обустроиться и вызвать нас с Игнатом. Пункт три из программы вычеркнут, думаю я.

«Миграция рабочих рук и разбитые семьи. Двадцатитрехлетняя молдаванка, уехавшая в Италию на заработки, отказалась от своей прошлой семьи ради будущего с новым мужем», – мысленно пишу я подводку. Смешной был бы сюжет. Только таких сюжетов у нас стараются не показывать. В Молдавии все хорошо, а некоторые отрицательные моменты стоят того, чтобы их замолчали. Ради страны. Вы ведь любите эту страну? Не знаю. Наверное.

– Игусики, – говорит Игнат.

– Сын мой, не бойся, – говорю я. – Будут тебе игусики, – говорю я.

Не знаю, как насчет игрушек. Но ботинки будут. У меня пятьдесят долларов. Целое состояние. Правда, в леях, но так даже лучше. Все равно пришлось бы менять. Деньги я взял у своей бывшей соседки. Ну, то есть как взял. Отобрал.

– Гхакх! – только и сказала она.

И повалилась на бок. Но сознания не потеряла, а почему-то засучила ногами по разбитому асфальту. Встретил я ее у пятиэтажки, откуда мы с Игнатом перебрались еще в августе. Соседку звали, – впрочем, почему звали? и сейчас зовут, – Анжелой. У нее трое детей, и это она бросает пакетики с наркотиками через зарешеченное окошко. Участковый знает, он в доле. Анжелу знает и проклинает половина матерей здешнего района: она продает их детям наркоту.

– Мне своих детей нужно кормить, – говорила она мне. – Троих. Понял ты, интеллигент?

– Все мы когда-то были неплохими парнями, но нас испортила закладная на дом, – повторял ей любимую фразу Лоринкова, язвительного, но, в общем, справедливого парня.

Правда, сейчас она уже не кажется мне справедливой. Как и Лоринков справедливым.

Так или иначе, Анжелу Бог наказал, как говорят кумушки. Старшая дочь уехала в Турцию проституткой, младшая недавно вены резала из-за несчастной любви… А пятилетний сын ссытся в штаны прямо на улице. Анжела вся черная, но не сдается. Пакетики в окошко двери так и летают.