Гийом Мюссо - Я не могу без тебя

Они прошлись по пляжу. Дух перехватывало от такой красоты: пляж, изогнутый в форме полумесяца, скрытый от ветра отвесной гранитной скалой, открывался океану и звездному небу.

– А ты? Что ты делал все это время?

– Ждал, но получал отказ.

– Но ты все равно надеялся?

– Поначалу – да. А в конце я уже ни на что не рассчитывал. Ей нравилось быть прямодушной, она всегда искренне говорила «нет».

– Так ты страдал?

– Да. – Арчибальд кивнул. – Это чувство… даже больше чем страдание: тоска, щемящая боль в душе, просто пытка какая-то…

– А как ты мог с первого взгляда так сильно полюбить женщину, которую не знал?

– Мне казалось, что я вижу в ней то, что другие не замечают, такие ее достоинства, о которых она сама не догадывается. Наверное, я тогда уже увидел в ней женщину, какой она стала много позже.

– Папа, но так бывает только в кино или в романах…

– В жизни тоже иногда случается.

– А как ты объяснишь, что ей потребовалось пять лет, прежде чем она поняла, что ты – главный мужчина ее жизни?

Он посмотрел ей в лицо:

– Потому что она боялась быть любимой. Потому что жизнь – это очень непростая вещь, иногда она просто издевается над нами, подсовывая хорошего человека в неудачный момент.

– А ты? Ты любил кого-нибудь до нее?

– До того, как я встретил твою мать, я был несколько лет женат на одной медсестре из «Красного Креста».

– Ты оставил ее ради мамы?

– Нет. Я оставил ее, потому что слишком много думал о твоей маме, хотя в то время она и слышать обо мне не хотела. Я оставил ее, потому что изменять другому сначала начинаешь в мыслях.

– Но через пять лет мама сказала тебе «да»?

– Она не сказала «да», просто призналась, что я ее излечил.

– Излечил?

– Да, и поверь мне, эти слова стоят дороже всего на свете.

Они дошли до края бухты, и Арчибальд показал Габриель невысокий водопад, низвергающий поток воды в океан. По краю пляжа у подножия скал росли деревья: секвойи, ивы, эвкалипты и смоковница.

– Вот здесь, в этой бухте мы впервые обнялись, здесь мы любили друг друга. Нет сомнений в том, что ты была зачата именно тут.

– Избавь меня от подробностей, пожалуйста!

Он вытащил из кармана сигару.

– Тогда не трать время и любуйся пейзажем, потому что ты видишь его таким девственным, видимо, в последний раз. К нему собираются проложить пешеходную тропу, чтобы связать с автостоянкой у Орлиного Гнезда.

– Жаль, – вздохнула Габриель.

– Что делать? Такова жизнь, – промолвил Арчибальд, поглаживая мягкий и маслянистый лист туго скрученной гаванской сигары.

– Ничто не вечно, ты хочешь сказать?

– Да, все проходит. Ничто не вечно под луной. Лишь мгновение чего-то стоит.

Арчибальд отломил кончик сигары, прежде чем поднести к ней огонь. Габриель повернулась к нему и воскликнула:

– Нет! Есть вещи, которые длятся бесконечно долго, есть что-то вечное.

– Например?

– Любовь.

– Любовь? Нет ничего более хрупкого и эфемерного. Любовь – как костер в дождливый день: ты должен беречь и защищать его, подкладывать поленья, иначе он потухнет.

– Есть такая любовь, которая продолжается долго.

– Нет, длится не любовь, а му́ка, которую она после себя оставляет.

– Мне не нравится то, что ты говоришь.

– Если боишься услышать ответы, не задавай вопросы.

Арчибальд чиркнул спичкой, потом другой, чтобы как следует разжечь сигару.

– Но ты же все еще любишь маму!

– Да, – подтвердил он без колебаний.

– Ну вот, пока ты вспоминаешь о ком-то, кто тебя любил, и все еще любишь, значит, любовь продолжается.

– Многие хотят, чтобы так было, но я в это не очень верю.

Габриель решила не продолжать больше разговор на эту тему. Она посмотрела сбоку на отца. Кончик его сигары в темноте вспыхивал красным огоньком. Ветер по-прежнему был теплым и ласковым, волны с тихим плеском накатываясь на песок.

– Я хотел бы отдать тебе кое-что: одно письмо, – сказал он, пытаясь отыскать его в кармашке кожаной сумки, которую носил с собой, перекинув через плечо.

– Письмо?

– Да, это такая штука, которой люди пользовались раньше, чтобы общаться друг с другом на расстоянии, еще до того, как изобрели электронную почту.

– Да знаю я, что это такое! Я тоже получала письма!

– Ах, да! От твоего Мартена…

– Прекрати, прошу тебя!

– Короче говоря, я хотел отдать тебе это письмо, чтобы у тебя осталось хоть что-нибудь о том времени. – Арчибальд протянул ей конверт бледно-голубого цвета, потертый от времени. – Твоя мама написала мне его в самом начале наших отношений. Она собиралась дать мне понять, что хочет от меня ребенка. Я никогда с ним не расставался. Но я бы предпочел, чтобы ты прочитала его, когда будешь одна.

Габриель сделала вид, будто не слышала его просьбы. Она села, подогнув под себя ноги, и открыла конверт. Арчибальд устроился рядом, опершись локтями на песок, и стал смотреть на линию горизонта.

Габриель прочитала письмо, слезы текли у нее по щекам. Слезы облегчения и благодарности. Благодарности за то, что ей предоставили шанс наконец узнать своих родителей и суметь полюбить их.

Арчибальд раза три глубоко затянулся сигарой, чтобы в полной мере ощутить пленительный вкус гаванского табака. Еще один приятный момент… Так хотелось растянуть время, которое ему осталось…

– У меня опухоль в поджелудочной железе, Габриель. – Арчибальд так долго не решался произнести эти слова, а теперь они словно сами слетели с языка.

– Что?

– У меня рак в последней стадии. Я скоро умру.

Она с недоверием посмотрела на него:

– Ты скоро умрешь?

– Через несколько недель. Через три месяца или чуть позже.

– Ты уверен в этом? Ты делал анализы? Что говорят врачи?

– Да, уже ничего не поделаешь, дорогая.

В полном смятении она обхватила голову руками и прошептала:

– И давно ты знаешь?

– С уверенностью? Два дня назад…

Габриель вытерла слезы и с негодованием вскрикнула:

– Тогда… зачем ты пришел? Всего лишь несколько часов назад я обрела отца, а теперь снова должна потерять его? За что ты меня так мучаешь?

– Мне нужно, чтобы ты знала: я не бросил тебя. Все эти годы я находился рядом, только в тени.

– То есть?

Арчибальд положил руки ей на плечи, чтобы успокоить, и стал рассказывать о том, как вот уже двадцать с лишним лет постоянно пытался установить с ней контакт и сообщить ей всю правду. Он ничего не утаил: ни свой стыд, ни раскаяние, ни чувство вины, преследовавшее его все это время, ни отчаяние перед своим бессилием пойти на этот шаг. Он рассказал ей также о хитростях, которые придумал, чтобы каждый раз 23 декабря провести рядом с ней хоть несколько минут.

Габриель была взволнована, вспоминая встречи, глубоко засевшие в ее памяти. Тогда она не могла понять в полной мере, почему так, но теперь события обрели иной смысл.