Ирэн Роздобудько - Сделай это нежно

Вор размахивает лезвием.

Толпа откатывается от него, как прибой от берега, где только место находится!

Мужчины отступают.

– Попишу-порежу! – в отчаянии кричит вор.

К нему бросается ограбленная гражданка, надвигается грудью, кричит с таким же отчаянием:

– Пиши! Режь! Не боюсь я тебя!

Гражданка хватает вора за грудки, трясет изо всех сил.

– Ты чё? Ты чё?.. – растерянно бормочет вор.

– Режь, говорю тебе! Все равно жизнь – дерьмо! – кричит ограбленная. – Встаю в шесть утра, ложусь в час ночи! На работе пашу, как лошадь! Дома, как сталевар у мартена! Режь, режь, гадина!

Вор испуганно пятится:

– А вот и не буду!

Он отодвигается подальше от гражданки и покорно протягивает обе руки мужчинам:

– Нате! Вяжите! Все равно в тюрьме повешусь на хрен!

Повисает молчание. Только агрессивная бабулька тихо вздыхает:

– Может, у него детство тяжелое было…

– Ага! У меня тоже… детство… – бормочет первый мужчина, не сдавая позиций. – Вяжи его, братва! Водила, останови у ментовки!

– Какая ментовка, – отвечают ему со всех сторон. – Да мы в пробках на час застрянем!

И снова повисает тишина, слышен только голос подростка во всем черном, с высоким «ирокезом» на голове:

– А давайте его… того… прямо здесь…

Все охают, глядя на юного «гота» – ну и дети пошли! Лишь агрессивная бабулька не теряет дара речи, дает парню подзатыльник:

– Ты пионер? Комсомолец? Ай-яй-яй…

Все растроганно улыбаются, разрядила бабка атмосферу.

– Бабушка, да он не знает, кто такие пионеры! – смеется девушка-студентка.

Но агрессивная бабка не сдается, говорит хищно:

– А вот я ему ща и расскажу…

Склоняется к подростку, крепко хватает его за ухо, ведет к своему месту, подвигает элегантную женщину, примостившуюся рядом. Начинает что-то напористо бубнить ему прямо в ухо.

Гот не сопротивляется, слушает, ему все равно – лишь бы сидеть!

Дребезжит маршрутка, останавливается у каждого столба – пробка большая.

Мужчины все еще держат карманника. Никак не решат, что же делать.

– Надо бы его привязать. Чтобы не сбежал! – говорит первый мужчина.

– Точно! К перегородке, рядом с водилой!

– Веревка у кого-то есть, граждане? – обращается к салону женщина.

Оккупированный агрессивной бабушкой подросток-гот стыдливо вытаскивает из рюкзака капроновую удавку:

– Вот…

– Молодец! – хвалит первый мужчина.

– Вяжем! – командует второй и тащит воришку ближе к отцу Серафиму.

– Вы не возражаете? – кокетничает с ним гражданка, давая место заключенному.

– Да что я, сестра… тьфу, прости господи, гражданка, с ним делать буду? – сопротивляется Серафим.

– В участок первый попавшийся сдашь… – говорит первый мужчина.

– Ментов сюда вызовешь – они сами с ним разберутся, – подсказывает другой.

Мужчины привязывают вора к перилам рядом с отцом Серафимом.

Маршрутка едет дальше. Дребезжит, останавливается.

Тоскливо Серафиму, посматривает на привязанного рядом с ним вора:

– Как же ты, сын мой, дошел до такой жизни?

– Все равно – в тюрьме повешусь… – хлюпает носом вор. – Живым меня не возьмете, гады!

– Вот завел пластинку… Воровать не надо! – заводится гражданка и добавляет сочувственно: – А почему сразу «повешусь»? Отсидишь – может, человеком станешь…

– Ага, как же! Может, и стал бы, если бы меня в детстве не бросили на произвол судьбы… – отвечает вор.

– Я же говорила – трудное детство у парня… – подает голос издалека агрессивная бабка, которая уже пропела юному готу и «Взвейтесь кострами!», и «Интернационал», и о первом съезде ВээЛКаэСэМ начала рассказывать.

– Что, в самом деле – трудное? – недоверчиво спрашивает гражданка у вора.

– А то! – говорит тот и носом хлюпает, глаза к потолку подводит и начинает рассказывать про свою жизнь невеселую:

– Работала моя бедная мамочка у прокурора. М-м-м… секретаршей. Молодая была… Лимита длинноногая! Я ее не помню совсем. Иногда только, когда не спится, вроде как слышу шорох ее платья: когда клала она меня на пороге детского дома – ветер был… Платье шуршало. Такое… сиреневое. Отшуршала и – прощай, родная мать моя! Папаша, конечно, был женат. Ребенка не признал. Мать выгнал с работы. Пошла она к реке глубокой и утонула с горя. Оставила в пеленках вот это – и камнем на дно…

Достает он из кармана какую-то бумажку, читает вслух:

– «Нет правды на свете, сынок. Расти и будь здоров. А отец твой – прокурор. Помни это. И отомсти за поруганную честь твоей бедной мамочки…» А ниже – и адрес, и имя отца моего. Пошел я по тому адресу… А он уже – ого-го! – в депутатах! Не дотянешься. Поэтому решил я так: папаша – прокурор и депутат, так я ему хороший подарочек сделаю: стану вором. А потом это все обнародую. Вот как сейчас! И повешусь в тюрьме! Чтоб знал! Чтоб все знали!

– Ой-ой-ой, вот горе-то какое, бедная деточка! – всхлипывает ограбленная гражданка. – А когда тебя мать бросила?

– Да тридцатник лет назад… – говорит вор.

– Тридцатник… Это какой же год? – напрягается гражданка, что-то подсчитывает и вдруг вскрикивает истошно: – Ой!

Дергается маршрутка на льду, и толпа дергается в сторону гражданки, мол, что произошло.

А она глаза закатывает и заводит, как лирник в подземном переходе:

– Ой, люди добрые… Как в город я приехала – о-ё-ёй… Безграмотная, бесприютная…

Встретила его на улице – вылитый Хуан Карлос! О-ё-ёй… Ехал он в машине. Остановился рядом со мной, говорит: не танцуете ли вы, девушка, в ансамбле Вирского – очень у вас хвигура ладная… Нет, говорю, я на камвольно-прядильном. «А не хотите ли вы пообедать со мной, а там решим, что с вами делать». Повел в ресторан. И взял меня к себе в секретарши. Кохве ему варить. И такого кохве наварила, что домой стыдно было возвращаться. Говорит мне: «Ну, прощай, моя милая! Женат я и партейный. Иду на повышение…» Денег дал. Я эти деньги потом в пеленках оставила. И пошла к реке глубокой… о-ё-ёй…

Зарыдала.

А потом продолжает спокойным таким голосом:

– Спасли меня. Стала я модельером. Квартира у меня. А детей Бог больше не послал. А сыночка я потеряла.

Всхлипывает вор, спрашивает:

– А как вас зовут?

Всхлипывает гражданка, отвечает:

– Зовут просто – Мария…

Заглядывает вор в ту бумажку, что на квитанцию почтовую похожа, и говорит:

– Точно – Мария. Здесь подпись – «Мария». Мама… Мама, я нашел тебя!

Гражданка и вор бросаются друг к другу.

Вызволяет его гражданка от пут, сажает сыночка рядом с собой, сгоняя девушку-студентку. Да та и сама место уступает – надо же такому быть: мать нашла сына.

И – падает на парня в очках.

– Корова, – говорит парень.

– Козел, – говорит девушка.

Трогается маршрутка и через мгновение тормозит: до следующей остановки добрались.