Анна Матвеева - Небеса

Вот теперь я вполне естественным образом развеселилась. Надо же, как сгущаются вокруг меня тени религий! Даже Зубов, оказывается, не просто Зубов…

— Подожди хохотать, дорогая, — сурово одернул меня златокудрый бог. — Дело куда серьезнее, чем тебе кажется. Не думай, будто я пал жертвой иерусалимского синдрома, лучше скажи, любишь ли ты деньги?

Я лихорадочно копалась в памяти, пытаясь вспомнить хоть слово об иерусалимском синдроме. Пустые полки, виноватый взгляд хранителя. О, Зубов, есть ли в мире хотя бы одна вещь, неизвестная тебе?

— Любишь ли ты деньги так, как я их люблю? — нараспев, по-доронински продекламировал Зубов. — Большие деньги, дорогая, очень большие! Нет ничего лучше больших денег, поверь старому и опытному человеку.

На старого и опытного он совершенно не вытягивал. Я так и сказала, а Зубов польщенно ухмыльнулся — он по-женски любил комплименты.

— Ты знаешь, дорогая, что я богат. Если честно, я очень богат, но нет предела моей страстной любви. К деньгам. Видишь, я искренне могу признаться в своих грехах — и это очень по-христиански. Но о христианстве мы поговорим чуточку позже.

В голубых глазах что-то щелкнуло, словно бы вместо меня Зубов увидел лекционный зал, заполненный людьми — сидящими тихо, как на групповом фотоснимке.

— Можешь особо подчеркнуть в биографии — депутат Зубов никогда не лгал, — разглагольствовал Антиной Николаевич. — Если за окном темнела ночь, он называл ее ночью. В полнолуние говорил о полной луне, в новолуние — о месяце. Я никогда не лгу, у меня так заведено. И о себе я тоже лгать не стану. Я на самом деле бог, дорогая. Вернее, у меня имеется куда больше оснований к этому, чем у прочих. Я умен? О да. Я красив? Ты сама видишь. Я способен принести жертву ради идеи? Разумеется. Меня любят? Еще как, дорогая, многим людям за всю их жалкую жизнь не пригрезится подобная любовь. Таких людей, как я, очень мало, и, значит, мне не следует стыдиться своего превосходства: не надо лицемерить, прикрываться скромностью, как католики прикрываются руками при молитве.

Создавать свою партию — дело нужное и прибыльное, но куда более прибыльное и нужное дело — создать свою религию. Личную, где все будет так, как нужно мне.

Вдруг я заметила красноватые прожилки в глазах депутата — изветвленные, будто маленькие молнии в грозовом небе.

— Скажи, дорогая, ты знаешь, что такое оргазм? Не думай, что меня занимает твоя сексуальная жизнь, просто скажи, знаешь или нет?

Тут я обиделась — не потому что меня оскорбила смелость поставленного вопроса, а потому что Зубов так явно отказывался признать во мне женщину. Я обиделась, но решила придержать эту обиду до времени, потому что знала: стоит остановиться, устав на пути, как выяснится — до цели оставалось несколько шагов. Поэтому я вежливо ответила:

— Да, Антиной Николаевич, я знаю, что такое оргазм.

Красных молний в глазах стало еще больше.

— Жаль, потому что тебе трудно будет понять мою аналогию. Все же представь, будто ты — постельная неофитка. Залежавшаяся девственница с чемоданом комплексов, которой подруги все уши прожужжали о том, чего она лишилась. Можешь представить?

— Ну, в общем, наверное. Только при чем тут религия?

Зубов отмахнулся от моего замечания — его несло, как горную реку, и я решила не кричать с берега: не ровен час, собьется с курса и влетит в какой-нибудь утес.

— Пробил час, и наша дама решает расстаться со своим чемоданом. О, она рассчитывает на яркое удовольствие, но получает крайне скудные ощущения — кажется, они не имеют никакого отношения к сказочной песне плоти. Что она сделает? Продолжит эксперимент или решит, что все ее подруги гадкие лгуньи, а никакого оргазма не существует в природе?

— Но он существует!

Я невольно вспомнила Сашеньку.

— Наша несчастная дама этого не знает! Она не представляет, на что должны быть похожи эти ощущения, кстати, дорогая, по твоему румянцу я вижу, что ты собираешься доверить мне рассказ о своих личных впечатлениях, и умоляю — избавь меня от этих подробностей. Я не смутить тебя хотел, дорогая, а показать на понятном жизненном примере, какие мытарства дожидаются умных людей, наивно пришедших в церковь за благодатью. Я сам таков, дорогая, и могу сказать тебе, что никакой благодати — в отличие от оргазма! — не существует. Запиши. Хороший секс в трактовке депутата Зубова — это набор механических действий, которые в сочетании с определенным эмоциональным настроем, вызванным симпатией или какой-нибудь вальполичеллой, способны привести к нужному нам результату. Поиски благодати свершаются по сходным канонам: человек не изобретает собственных способов, хотя почти каждое десятилетие выкрикивается очередное «Эврика!». Православные говорят: молись, постись, причащайся. Читай Евангелие. Посещай литургию. Дорогая, можешь написать в биографии: депутат Зубов делал все это много раз.

Глаза у него стали уже абсолютно красными, и красота потухла, словно кто-то погасил внутреннюю подсветку.

— Я очень последователен, умен, прилежен, я много знаю, я уникален, на улице вечер — и ты не оспоришь ни одно из этих утверждений. Так почему же самая распоследняя, темная старуха видела Бога, а мне он оставался недоступен? Почему, дорогая? Да потому, что его нет! Все, что нагромождено в церкви, это только per i motivi dei soldi, как сказали бы католики с Апеннинского полуострова. Деньги! Вот подлинный символ веры…

Мой так называемый духовник — один из самых уважаемых священников в городе. Игумен Гурий, ты, наверное, слышала. Но, дорогая, даже от него не добиться, каких чувств я должен ждать. На что это будет похоже? Гурий талдычил одно и то же: пост, молитва, исповедь, причастие, а я так устал, дорогая, я так устал…

И раз Бог не пожелал открыться мне, я не стал ему более навязываться. Конечно, можно постучаться в другие двери — к муслимам или буддистам, но я не столь наивен, дорогая. Нет разницы, во что завернут подарок, главное, что под оберткой — пустота. Темная, глухая, бесконечная пустота. И если так, почему бы мне не придумать свою собственную религию, где бог будет существовать без всяких условий? И являться он будет не выборочно, к самым яростным и странным, а ко всем, дорогая, ко всем, кто заплатит посильную, конкурентоспособную цену. Этим богом стану я, и ты увидишь, я никогда не обману человеческих ожиданий. Я буду очень хорошим богом, таким, какого хотел бы для себя…

Зубов замолчал, словно подавился словом. Мне хотелось, чтобы к нему вернулась прежняя легкость и красота, но нет, за Вериным столом сидел изможденный, измученный тип, каким, наверное, мог быть отец Зубова — внешнее сходство у них сохранялось. Если бы из глаз депутата полилась кровь, я не удивилась бы — они были красными как у кролика, а сам он молчал, будто его обесточили…