Анна Матвеева - Небеса

Лапочкин даже не подумал просыпаться, а Сашенька не удивилась моему наличию в квартире. С облегчением она вручила мне пищащий конверт. Оттуда смотрели два маленьких умных глаза, смотрели настороженно, но с большим интересом. Я неумело покачала конверт и вопросительно глянула на Сашеньку.

— Разворачивай! — велела она, скрываясь в ванной и включая воду на всю мощь. Я размотала ленту, раскрыла конверт, походивший на хачапури, и увидела там крепенького, как грибочек, детеныша, испуганно поджавшего ножки. Судя по оттопыренной нижней губе, он собирался заплакать.

К счастью, Петрушка совсем не был похож на Кабановича. И на Сашеньку он тоже не походил.

Я взяла его на руки, и он доверчиво вздохнул — совсем как настоящий человек.

Мне вдруг показалось, словно мы с малышом были теперь одни во всем мире — и были никому в этом мире не нужными.

Обед назначили на два часа, и владыка Сергий торопился. Машина, как назло, застряла в пробке, полупарализованные автомобили медленно ползли по дороге. Водитель нервничал, чувствовал себя виноватым сразу за все дорожное движение. Обедать должны были с местными депутатами — все это некстати, но отказать владыка не сумел. Хотя, если честно, обсуждать ему с депутатами нечего: церковными делами, кроме Антиноя Николаевича Зубова, никто из них не интересовался, да и то сказать, лучше бы и Зубов ими не интересовался. Владыка усмехнулся, вспомнив нахального бизнесмена, с легкостью обошедшего соперников на выборах. Антиной Николаевич был духовным чадом Гурия — а тот сейчас предвкушает победу, едва не посты раздает приспешникам…

Владыка поморщился от острой боли, пронзившей ногу: она так донимала его, что доктор увеличивал дозу лекарства каждый день. Насчет епархиальных дел врач особенно его предупреждал, велел беречь нервы, ну да обед с депутатами — это не такое уж и серьезное дело. Если только Зубов вновь не примется за свое.

…С Антиноем Николаевичем владыку познакомили на ежегодном приеме у губернатора, и вначале депутат епископу понравился. По всему видно, что человек неглупый и хорошо образованный. В минусы Зубову можно было зачесть излишнее панибратство и увлеченность итальянскими словечками, которыми он густо пересыпал свою речь. «Простите, владыка, это моя маленькая слабость», — очаровательно улыбнулся Антиной Николаевич, заметив, как епископ хмурится после очередного «прего».

Архиерей не любил приемов и уходил почти сразу после официальной части. Вот и тогда, выслушав гостей, сам сказал небольшую речь и простился. Дело было ранней осенью, вечера стояли светлые и тихие. Владыка остановился, чтобы глотнуть свежего воздуха, и вдруг расслышал сзади быстрые шаги. Молодой депутат махал епископу:

— Подождите! Я сегодня пешком, не подвезете? По дороге поговорили бы…

От такой наглости у епископа пересохло в горле, и если бы на месте обаятельного Зубова оказался кто-нибудь из батюшек, вместо этого батюшки была бы уже маленькая лужица. Наверное, и депутат получил бы суровую отповедь, да только он не дал епископу даже рта раскрыть:

— У меня важный разговор, и есть информация, которая может быть вам полезной…

Епископ, как все мальчишки, выросший на детективах и рыцарских романах — пусть даже написанных Дрюоном, — прельстился обещанием и кивнул на заднюю дверцу машины. Сам сел впереди. До соборного дома ехать было минут десять.

— Так говорить неудобно, может, зайдете?

— Джусто! С превеликим моим удовольствием.

В трапезной накрыли быстрый ужин, но есть не хотелось ни Зубову, ни владыке. Устроившись на высоком стуле, Зубов неспешно разглядывал обстановку.

— Я не стану кривить душой перед таким человеком, как вы. Увы, я не могу быть таким же откровенным с избирателями, иначе они не стали бы меня избирать. Но вам, владыка, скажу правду: я богат. Мне удалось заработать миллион в лихое время, и теперь он кормит меня, и сможет прокормить несколько африканских стран. Но я не желаю кормить африканские страны, а собираюсь сделать иное вложение… Если вы, владыка, поможете мне, я выполню любое ваше пожелание, вплоть до самого дорогостоящего. Хотите, построим своего Христа Спасителя, не хуже лужковского?

— Вы сказали, я должен вам помочь…

— О, это деликатный разговор. Не все вещи доступны за деньги, более того, именно деньги порой мешают получить эти вещи. Вы знаете, о чем я.

— Знаю, — кивнул епископ.

Зубов до этого времени раскачивался на стуле, но тут вдруг резко остановился и навалился на стол, так что посуда жалобно задребезжала.

— Помогите мне войти в ваш мир, и я заплачу за входной билет столько, сколько вы скажете. Я никогда не торгуюсь, — глухо сказал он.

Епископу в тот самый момент показалось, что за столом сидит не Зубов, а совсем другой человек. Этот человек не раздавал сладких улыбок, не медоточил словами, а смотрел волчьими, алыми, как вишни, глазами в самое сердце, так что владыке вдруг стало не по себе. Более того, ему вдруг нестерпимо захотелось молиться, и чтобы депутата рядом не было.

Владыка пытался скрывать свою неприязнь к бизнесменам, но получалось это у него из рук вон плохо. Вот и сейчас он внутренне горел от гнева и ругал самого себя. Разве не его долг указывать дорогу всем ищущим Бога? И если этот… оборотень просит помощи, значит, владыка должен ее оказать, потому что хороший пастырь ведет за собою всех, а не только тех, кто вызвал у него симпатию. Эти и подобные слова епископ часто произносил с амвона, еще не будучи собственно епископом, но теперь он сидел неподвижно, словно прикованный якорной цепью — и знал, что не сможет помочь Антиною Зубову. Имя-то какое — Антиной!

— Моя маменька, царствие ей небесное, — быстро заговорил депутат, — была человеком глубокой веры, но нарекла меня в соответствии с личными вкусами. Простите, я потревожил ваши мысли…

Владыка внимательно посмотрел на гостя, и в нем созрело решение: так созревает спелый плод, открепляясь от ветки и падая на землю. Не станет он рисковать ради этого фрукта.

— Я отправлю вас к одному из самых опытных священников Николаевска. Игумен Гурий, настоятель Успенского монастыря, поможет вам в ваших похвальных стремлениях и с удовольствием примет от вас любую посильную помощь.

Последние слова епископ произнес не без ехидцы, но Зубов был так удивлен, что не раскусил двойной начинки:

— Но я хотел попросить вас стать моим духовником…

— Я польщен, но у меня слишком много текущих дел.

Зубов сдвинул с места звякнувшую чайную пару.

— Что ж, тогда ухожу в монастырь. Прямо сейчас.

После этого разговора владыка много раз видел Зубова, но тот держался в нарочитом отстранении, издали осеняя архиерея улыбкой. Во время поездок на Трансмаш, к успенским монахам, епископ тоже встречал депутата: тот беседовал с отцом настоятелем, сиживал в трапезной и пару раз посещал литургию — владыке было трудно служить в эти дни. Епископ Сергий не был склонен к излишнему мистицизму, но при виде Зубова у него темнело в глазах. Несуществующий сквозняк хозяйничал в храме, задувая свечи и хлопая дверьми, в небесах мелькали прожилки молний, в ответ которым небо ахало и громыхало без конца. Разбухшие вены голых ветвей тряслись на обезумевшем ветру, но владыка думал: еще одна гроза — и только.