Анна Матвеева - Небеса

Снова прозвенел колокольчик, через секунду перед Ямаевым дымилась тарелка с супом. Придется выкручиваться в одиночку: в конце концов, он заместитель директора крупного завода. Не такие крепости брали, непонятно, откуда эта робость.

Владыка тоже ждал ответа, словно бы не замечая никаких перемен за столом. Ямаев вдруг подумал: интересно, сколько лет епископу Сергию? С виду кажется ровесником, не меньше сорока пяти, вон какая седина. И морщины…

— Весь город, Игорь Александрович… владыка, говорит о том, что Москва вас снять может. Вы извините ради Бога…

На «ради Бога» Ямаев окончательно смутился и замолчал. Владыка вздохнул, повертел в руках ложку. Суп быстро схватывался пленкой — морщинистой и зыбкой. Никто не ел, депутаты смотрели в тарелки, Зубов легко улыбался: будто ему нравится это слышать, с неожиданной ненавистью подумал Ямаев.

— Все в порядке, Борис Витальевич. — Епископ наконец расстался с ложкой, отложил ее в сторону. — Я ждал, что вы заведете об этом разговор — очень трудно сидеть и делать вид, будто ничего не случилось. Москва, как вы говорите, может меня «снять» — это правда. Заседала Комиссия Священного Синода, на днях придет решение.

— И как вы расцениваете свои шансы? — неожиданно брякнул банкир.

Владыка широко улыбнулся:

— Я об этом не думаю.

— Но вы можете потерять пост, шутка ли! — обеспокоенно сказал Ямаев.

— Как Господь управит, Борис Витальевич, так и будет. Мы живем немного по другим законам.

— Не будете же вы говорить, что совсем не дорожите всем этим. — Заводчанин по-лебединому провел рукой по трапезной, и сам тут же понял, как смешно выглядит его жест. В трапезной не было ничего такого, чем стоило бы особенно дорожить. То ли дело кабинет самого Ямаева, где стены выложены картинами из яшмы, а на столе красуется письменный прибор из золота 585-й пробы! «Впрочем, — утешил себя Ямаев, — все же я выражался фигурально».

— Дорожу ли я кафедрой? — Владыка просветлел лицом. — Я, Борис Витальевич, всю жизнь свою мечтал быть приходским священником. Только у меня это никак не получалось.

Еще один колокольный звонок. Перемена блюд. Суп епископа унесли нетронутым, затянутым той же морщинистой ряской. Теперь перед гостями оказались тарелки с жареным окунем в обрамлении разноцветного гарнира: соцветья цветной капусты, похожие на маленькие деревья, лук и морковь. Зубов аккуратно выбирал вилкой луковые кольца и раскладывал их на бордюре тарелки.

Ямаев нахмуренно поглаживал ножку высокого бокала, собираясь продолжить разогнавшуюся было беседу, но тут снова встрял банкир. От привычных последствий вина он расслабился и стал вести себя естественно:

— А это вообще правда или нет?

— То, что я хочу стать приходским священником?

— Ну бросьте, владыка, вы же прекрасно поняли, о чем вас спросил Андрей Андреевич, — неожиданно, как радио в поезде, включился Зубов. — Правда или нет — то, что о вас пишут?

— Вы, Антиной Николаевич, хорошо знаете, что неправда, но все равно спрашиваете меня. Зачем? Хотите послушать, какими словами я стану оправдываться? Не доставлю вам такого удовольствия.

Неожиданная и быстрая стычка резко выхолодила воздух в трапезной. Ямаев — мужик от природы добрый — попытался вывернуть руль разговора в безопасную сторону:

— Владыка, мы с коллегой Короедовым никак не можем бросить курить. Конечно, у вас тут святое место и все такое, но вы нам подскажите, где разрешено…

— Спуститесь пролетом ниже, Борис Витальевич, наши охранники тоже покуривают втихую. Только не задерживайтесь — сейчас будет чай.

Ямаев быстро поднялся, вслед за ним неловко и грузно восстал Короедов, с колен его посыпались хлебные крошки. Безуспешно скрывая щедрую отрыжку, банкир направился к дверям, отыскивая в кармане пиджака полупустую сигаретную пачку. Параллельным курсом двигался Ямаев — он хоть и предвкушал курительное облегчение, но озадаченно оглядывался при этом на владыку и Зубова.

Случилось то, чего епископ больше всего не хотел — они остались вдвоем с Антиноем Николаевичем. Зубов радостно разглядывал полуразоренный стол, который так любовно накрывали всего лишь час назад.

— Как быстро бежит время! — вздохнул Зубов. — Не правда ли, владыка? Кажется, только вчера мы с вами приятно беседовали за этим же самым столом…

Владыка молчал, хотя внутри извергались сразу Этна и Везувий.

— Вы будете дожидаться очередной перемены блюд, или вам хватит уже отведанного? — спросил вдруг Зубов.

— О чем вы, Антиной Николаевич? — Владыка почувствовал проклятый скользкий страх, ползущий от сердца к плечам. Природа страха была ему непонятна: не Зубова же бояться. Еще и нога разболелась чудовищно, надо срочно принять анальгетик.

— Забудьте, я всего лишь неудачно пошутил. Владыка, спасибо, что свели меня с отцом игуменом — наше знакомство оказалось поистине бесценным, — весело сказал Зубов. — Да вот беда — я не преуспел и не почувствовал ни капли благодати. Быть может, вы откроете мне эту тайну. Скажите, на что похожа благодать?

— Чужой опыт вам ничего не даст.

Зубов закатывал салфетку в рулет, жилы на руках вились, как тонкие змеи.

— За неимением своего… — сказал депутат, и в голосе его прозвучало нечто униженное.

— Антиной Николаевич, я готов еще раз объяснить вам — сожалею, но у меня нет возможности заняться вашим поцерковлением.

В трапезную вернулись Короедов с Ямаевым — веселые, в облаке свежего дыма. Теперь им явно хотелось общаться с владыкой, а Короедов даже вспомнил, что собирался окрестить сына Володьку.

— Конечно, надо крестить, — сказал владыка. — Приводите Владимира ко мне.

— Приносите, — поправил депутат. — Володьке полгода, только сидеть научился.

Зубов молчал, ядовито улыбаясь, глядел теперь в чашку с чаем. Ни разу не поднял от нее глаз.

На прощание, когда епископ вышел проводить гостей к машинам, Зубов вдруг склонил перед ним голову, сложил руки. Владыка благословил депутата и так потом не вспомнил, померещились ему эти слова или Зубов правда прошептал-прошипел их.

Слова такие: «По вере вашей воздастся вам».

Сашенька выглядела измаянной, лицо у нее было бледное, с припухшими подглазицами… Она почти не похудела после родов и поэтому сразу обабилась. Я обругала себя за подлые мысли: сестре вправду приходилось тяжело.

Она покрутила в руках мою белку.

— Ему пока рано такие. И сюда добавлен кадмий, про это везде пишут, не читала? Но все равно спасибо.

Я спросила, зачем они ходили в поликлинику. Оказалось, плановый осмотр, а еще Сашенька пыталась узнать, нельзя ли дать Петрушке какое-нибудь снотворное, чтобы он спал по ночам.