Татьяна Булатова - Да. Нет. Не знаю

Замечание домработницы в адрес хозяйки вызвало у Валечки приступ смеха, с которым она честно попыталась справиться, но не смогла и расхохоталась, чем вызвала подлинный гнев матери:

– Что смешного я сказала?!

– Ничего, – моментально признала младшая дочь и спешно закрыла ладонями лицо.

– Курам на смех! – снова не к месту встряла Полина и зашаркала по коридору в сторону кухни.

– Иди сюда-а-а! – прокричала ей вслед Аурика Георгиевна и даже вскочила с облюбованного кресла.

Полину не пришлось просить дважды, через пару секунд она стояла, скособочившись, перед хозяйкой и смело смотрела в глаза разгневанной барыне.

– Почему ты все время подслушиваешь?

– Ничего не подслушиваю, – отказалась признать свою вину домработница. – Сначала орете на всю квартиру, потом возмущаетесь.

От неслыханной дерзости Аурика Одобеску пошла пятнами, а Наталья Михайловна не на шутку растревожилась, понимая, что не за горами тот час, когда ей придется забрать Полину к себе, а, значит, получить достаточное количество дополнительных проблем.

– Я тебя уволю! – в тысячный раз пригрозила Аурика.

– Ну, и увольняйте, – разрешила Полина и произнесла монолог верного слуги с соответствующей для такого случая трагической интонацией: – Сорок уж лет с вами живу, а как была для вас домработницей, так и осталась. А че ж: Вашуркины не Одобеску! Один Михал Кондратыч жалел, да и тот помер. А для вас, Аурика Георгиевна, разве ж мы люди?! Мы (Полина стукнула себя кулаком в исчезнувшую со временем грудь) – не люди, мы слуги. Все время дверьми от меня закрываетесь: вроде как секреты у вас, и меня, значит, не касаются. А чуть что, так Полина?!

– Дура ты, Полина, – в очередной склоке с домработницей Аурика пыталась оставить за собой последнее слово.

– Знамо, дура, – всхлипнула Полина. – Сколько лет с вами живу, а так своей и не стала, вроде как враг. Значит, и вправду дура.

– Поля! – бросилась к ней склонная к сентиментальности Ирина и чуть не задушила в объятиях. – Ну что же ты говоришь, глупая. Разве ты нам чужая? Ты ж нам, как мама.

Аурика при слове «мама» скривилась, но комментировать не стала, а с укоризной посмотрела на дочерей и, гордо задрав голову, выплыла из гостиной.

– Во-о-от, – проскулила Полина, – видели? Теперь неделю со мной разговаривать не будет.

– Будет, – рассмеялась Валечка и хлопнула рукой по дивану: – Ирка, Поля, садитесь давайте.

Ирина подтолкнула бывшую няньку к дивану, а Валечка потянула ту за руку. Уселись (Полина между двух полнотелых сестер торчала маленьким ржавым гвоздиком), посмотрели на улыбающуюся Наталью Михайловну и хором прокричали:

– Ну-у-у? Ты с нами или как?

– С вами, – сообщила Наташа, но с места не тронулась, понимая, что вчетвером они на диване не рассядутся. – Я всегда с вами.

Отомщенная Полина была на седьмом небе от счастья, а в таком состоянии осторожность в высказываниях ей обычно отказывала, и женщина с легкостью разбалтывала «секреты», хранить которые она поклялась хозяйке:

– Я вот маме вашей говорю: «Нехорошо, Аурика Георгиевна! Иринке – квартиру, девчонкам – деньги на дачи, а Алечке че?» Разве ж это по правде?

– А мама что? – заинтересовалась пересевшая в материнское кресло Наталья Михайловна.

– А ниче. Говорит, у нее и так все есть: и муж, и Лерка. «Ей, – говорит, – компенсация не нужна».

– Компенсация, значит? – криво улыбнулась Наташа и посмотрела на Ирину.

– А ей (сестры кивнули головами в сторону младшей Валечки) за что компенсация?

– А ей никакой компенсации, – успокоила их Полина. – Говорит: пока не пойму, выйдет замуж или нет, ничего, мол, предпринимать не буду. Вот так.

– Ну мать дает! – поразилась Валентина Михайловна. – Это что же получается: если твоя личная жизнь не сложилась, то на́ тебе – все сокровища мира, а если у тебя все в порядке – то не гневи бога, живи и радуйся! Так, что ли? Я вообще-то рассчитывала на другое…

– На какое? – с какой-то издевкой поинтересовалась Наташа.

– Ну, точно – не на такое. Я подумала, что как-то должно быть по справедливости. Если квартиры – то всем. Если дачи – то всем.

– Тебе что мать сказала? – уточнила Наталья Михайловна. – «Моя коллекция», значит, как хочу, так и распоряжаюсь. Ты что? Так до сих пор и не поняла, в какие игры наша драгоценная маман всю жизнь играет? Она же из себя владычицу морскую изображает: хочу – казню, хочу – милую.

– Да с какого это мне голову срубать?! – возмутилась Валентина. – Она что, не понимает, что вражду между нами сеет?

– Валь, ну какую вражду?! – разволновалась Ирина, всегда выступавшая за мир между народами. – Она даже об этом не догадывается, ей кажется, что ее задача – вселенское равновесие поддерживать. Полина, может, чего не так поняла, а мы здесь разом все завелись.

– Все я так поняла, – заворчала Полина. – Сказала, никого внакладе не оставит, но сначала посмотрит, кому в первую очередь.

– А в первую очередь у нас обиженным дают, Ирка, – расхохоталась Наталья Михайловна, разом сняв напряжение. – То есть нам с тобой. Девчонки, не переживайте! Если со мной что случится, я между вами все поровну разделю.

– Я тоже, – пообещала Ирина и подмигнула старшей сестре.

– А мне и завещать-то вам нечего, – пожаловалась Валечка.

– А ты завещай им от мертвого осла уши или шнурки от старых ботинок! – в гостиную вплыла успокоившаяся Аурика и грозно предупредила Полину: – А ты еще раз рот откроешь, будешь уволена!

Последняя фраза у сестер Коротичей вызвала гомерический хохот, и перемирие состоялось. Но Аурика Одобеску перестала бы быть собой, если бы не постаралась показать, кто же все-таки в доме хозяин.

– И ржать нечего! – обратилась она к дочерям. – Вот умру, все вам останется. И картины, и драгоценности. Все! А пока жива, терпите. А ты… – обратилась она к Полине.

– И я терпеть буду, – быстро согласилась домработница и встала с дивана: – Обедать уж?

– Накрывай, – разрешила хозяйка и в очередной раз придирчиво смерила дочерей взглядом.

Год, который Аурика пережидала в своей квартире на Тверской, оказался богат на события: тяжело болела Полина, отчего Аурика Георгиевна места себе не находила и постоянно теребила Алечку, требуя принять меры, пока та не пригрозила, что упечет няньку в больницу, если мать не перестанет дергать ее по пустякам. «Будет жить, значит?» – волновалась Аурика и заглядывала в глаза дочери, во врачебный авторитет которой уверовала окончательно. «Будет!» – обещала Альбина Михайловна и внимательно следила за динамикой процесса.

Полина несколько месяцев пролежала, уставившись в потолок. Инсульт, который перенесла женщина, не превратил ее в полного инвалида – достаточно быстро восстановилась речь, и Алечка наконец-то дала отмашку: «Самое страшное позади».