Николай Семченко - Горизонт края света

Через три дня союзники подошли к острогам камчадалов, отказавшихся платить ясак: там стояло более четыреста юрт! Камчатка, надо полагать, тогда была многолюдной. Из «скаски»: «И он-де Володимер с служилыми людьми их, камчадалов, громили и небольших людей побили и посады их выжгли».

Туча, загнавшая нас в палатку, довольно скоро умчалась на юг, и дождь прекратился так же внезапно, как и начался. От промокшей земли струился лёгкий дымок, и солнце жарило немилосердно. Спастись от него можно было только в лесу, куда мы и направились.

Этот лес в здешних местах знаменит. Впрочем, таковым назвать его можно при большом воображении: тундра – враг деревьев: не даёт им развиваться, потому лиственницы, берёзы и тополя – редкие, кривые, с маленькими листочками. Тундра не даёт им развиваться, сдерживает рост. Но там, где есть вода и песок, колышутся настоящие рощи, и деревья в них – большие, высокие, как в средней полосе России. Эти зелёные островки – настоящие оазисы: тут много зверья, растут грибы и ягоды.

Сначала мы продирались сквозь частокол высохших старых лиственниц, потом поплутали среди чахлых берёзок, выискивая сухой путь, миновали заросли ольхи и, наконец, выбрели к роще тополей. Лёша повернулся ко мне и радостно осветился улыбкой:

– Отсюда до Сухой протоки рукой подать – день пути. Давай-ка располагаться на ночлег здесь. Не знаю, как ты, но я устал дьявольски…

И снова мы поставили палатку, и развесили на соседних кустах кое-какую одежду – пусть просохнет. И чтобы не терять времени зря, решили набрать грибов и ягод.

Путаясь в высокой траве, от нас улепётывали полосатые бурундуки, то и дело слышалось попискивание перепуганных мышей, а сороки, тоже, должно быть, отродясь не видывавшие людей, подняли оглушительный трезвон и перелетали с куста на куст, следуя за нами по пятам..

Какие попало грибы мы не брали – только самые ядрёные, маленькие, их тут было видимо-невидимо. И чёрная смородина нас соблазнила – крупная, как виноград, она была необыкновенно сладкой: ягодку – в рот, ягодку – в посудину, набирали долго. А когда вернулись к стоянке, не узнали её: палатка лежала на земле, рюкзаки разодраны в клочья, в траве валялись расплющенные консервные банки, в кустах – изувеченный спиннинг…

– Кайнын! – воскликнул Лёша. – Воришка! Грабитель проклятый!

Кайнын – так эвены называют бурого медведя. Пенжинские косолапые людей боятся, но при каждом удобном случае устраивают человеку различные пакости. На беду, наш четвероногий грабитель, похоже, был знаком с цивилизацией: очень уж умело добрался до содержимого банок со сгущенкой – расплющил их и потом выдавил, как зубную пасту из тюбика. Наверное, этого мишку когда-то привадили к себе геологи? В последнее время геологические отряды всё чаще появляются в тундре, и ребята от скуки и для забавы подкармливают маленьких медвежат. Они привыкают к человеческой пище и, став взрослыми, не преминут при первом же удобном случае ограбить охотника, рыбака или туриста: тушёнка и сгущёнка для них все равно что лёгкий наркотик.

Мы помянули медведей, мягко выражаясь, недобрым словом, погоревали над измятыми консервными банками, но делать нечего – надо как-то жить дальше… Лёша нашел свой «огнедобывающий» агрегат – медведь его тоже выгреб из рюкзака, но с гастрономической точки зрения палочки и камень его не привлекли и потому остались в целости.

Мы молча развели костёр, на ивовые прутики нанизали крепкие боровички и сунули их в огонь – получился грибной шашлык.

Вкусно-то вкусно, но есть хотелось по-прежнему. Кое-как собрали спиннинг и наудили немного рыбы. Лёша завернул её в листья кипрея, обмазал тёмным, густым, как дрожжевое тесто, илом и закопал в золу, а сверху набросал красных угольков.

– Мечта рыбака, – кратко пояснил он. – Такая рыбка получится – язык проглотишь!

Хариусы, запечённые в иле, и вправду оказались великолепными. Сухая глина легко отваливалась от мяса вместе с кипреем – и приятно, сладко пахло белорыбицей, пареной в собственном соку.

А потом Лёша меня перепугал. Он принёс двух крупных налимов. Рыбины ещё не успели уснуть и, вздёрнутые на кукан, трепыхались, размахивая серыми хвостами. Лёша уселся на камень и спокойно, не морщась, впился зубами в хребтину самого жирного налима. Рыбина забилась в его руках ещё отчаяннее, но Лёша, не обращая на это внимания, продолжал свою трапезу.

Признаюсь, я сначала подумал, что с ним не всё в порядке: мало ли, не справился человек со стрессовой ситуацией, нервы подвели…

– Никогда, что ли, не видел, как рыбу едят? – Лёша блеснул крепкими белыми зубами. – Советую и тебе не брезговать: от свежей рыбы прибывают силы. Наши старики ели её именно вот так, – он снова впился в хребёт налима, – и никогда не болели цингой, да и зубами не мучались. Между прочим, завтра предстоит трудный переход – нужно хорошо подкрепиться, отдохнуть…

– А тебе не противно есть налима живьём?

– Слышал о японской еде суси? – отозвался Лёша. – Это не что иное, как сырые морепродукты! А бифштекс с кровью разве никогда не пробовал? И что? Не противно? То-то!

– Так то ж бифштекс…

– Видно, ты ещё не знаешь, что бывалые тундровики, и русские тоже, всем витаминам предпочитают парное мясо и тёплую кровь. Добудут, например, дикого оленя – сразу же начинают лакомиться его внутренностями. Это первое угощение для всех почётных и уважаемых гостей в домах эвенов!

– Я про такое только читал. Но ведь сейчас в аптеке полно всяких витаминов, в магазинах – фрукты, овощи, даже астраханские арбузы в рыбкооп завезли…

– Но это там, в Каменном! – возразил Лёша. – А здесь, как видишь, всего этого нет… Впрочем, неволить тебя не стану. Как хочешь. Сырая рыба – дело вкуса. Но если окажешься в Москве и тебя поведут в японский ресторан лакомиться дорогущей суси, то вспомни вот этого налима, – он снова впился в рыбину. – Очень вкусно!

Потом Лёша накопал каких-то корешков, нарвал листьев кипрея и всё это разложил для сушки. Из кипрея, знаю, получается золотистый, вкусный напиток – недаром второе название этого растения иван-чай. А вот когда Лёша набрал исландского мха и, выварив его в котелке, поставил отвар студиться, я снова удивился. И тут же получил объяснение: эвенские охотники издавна пьют его как бульон. Тут же Лёша и рецепт привёл, правда, для домашней готовки: надо взять три стакана измельчённого мха, отварить его в течении двух часов, добавить в отвар брусничный сок и сахар, снова довести до кипения, остудить – вот и получился кисель, да ещё какой!

А ночью я опять маялся от бессонницы: донимали проклятые комары, на которых наш дымокур мало производил впечатления, и где-то жутко и часто кричала сова, в прибрежных зарослях изредка слышались всплески воды – наверное, на прогулку вышел утиный выводок.