Барбара Гауди - Наваждение

— Я купила тебе подарок, — сказала она ему, — но решила его сюда не приносить.

— Лучший твой подарок — это то, как ты сегодня держалась. Без тебя, Нэнси, мне бы этого никогда не сделать.

Ты сделал это без меня, подумала она, удержавшись от того, чтобы сказать ему, что она сделала без него — позвонила по телефону. Его бы от этого, наверное, удар хватил. А что бы он тогда предпринял? Собрал бы шмотки и увез Рэчел еще куда-нибудь? Лучше его без нужды не заводить, сказала она себе. По радио про это ничего не говорили, а если б репортеры что-нибудь пронюхали о звонке, сейчас бы эту новость уже мусолили на все лады.

— Ничего, Нэнси, не бери в голову, прорвемся, — сказал Рон.

Она отвернулась лицом к стене:

— Только вниз тебе не надо спускаться.

Нэнси озадачилась вопросом: любит ли она его или уже нет? Она представила, что он в тюрьме и другие заключенные бьют его по голове, обзывают жирным козлом, и это ее кольнуло. Нет, все-таки она его любит, по крайней мере любила тогда, когда поднялась из подвала и сказала:

— Ты должен купить Рэчел синтезатор.

А он ответил:

— Хорошо. — И ни вопросов не было, ни пререканий.

Она вспомнила, что он лишь хотел оградить Рэчел от дурного обращения, и какое-то время ей было стыдно за звонок, который она сделала за его спиной.

Странно, что у нее все время из головы выскакивает хозяин их дома. Непонятное у него имя какое-то — Мика… так собачку маленькую можно назвать. Надо же, с какой страстью Рэчел бросилась его защищать! Встала бы она сама с такой же самоотверженностью на защиту своего отца? Нет, так бы она себя, конечно, не вела (в их доме детям не полагалось терять самообладания), но она отлично помнила, как ей было неприятно, когда дядя Барри обозвал отца подонком… Ей уже почти стукнуло пятнадцать, когда до нее дошло, что отец выбрал ее не потому, что любил сильнее других, а потому, что она была слишком боязлива и беззащитна.

Рон тихонько похрапывал. Она не была уверена в том, что он уже заснул, но надеялась, что Рэчел спит крепко.

Нэнси предложила девочке посидеть с ней перед сном, но та сказала, что ей этого не нужно.

— Со мной останется Таша, — ответила она, и Нэнси сочла это хорошим знаком, порадовавшись тому, что у девочки с собакой сложились такие теплые отношения.

— Смотри, — сказала она, — у нее есть такая манера залезать под простыни. — И уже подойдя к двери, с застенчивой улыбкой добавила: — Хороших тебе сновидений.

Рэчел прижала Ташу к себе. Не поднимая глаз, она тихо проговорила:

— Не думаю, что сновидения будут у меня хорошими.

От этих слов Нэнси даже слегка всплакнула, поднимаясь по лестнице. Слезы ее были вызваны не столько печалью, прозвучавшей в голосе девочки, сколько тем волнением, которое она испытала лишь несколько часов назад, и… дружеским жестом Рэчел, которая держала ее руку в своей, когда она рассказывала о звонке ее маме. Девочке хотелось, чтобы она повторила весь разговор слово в слово, поэтому Нэнси напряженно пыталась вспомнить все: имя полицейской (почему-то она назвала ее «констебль Макайвор», хоть имя у нее было совсем другое), как она сказала ей: «С Рэчел все в порядке» и все остальное.

— А констебль Макайвор вам поверила? — спросила Рэчел.

— Конечно, поверила! Я же сказала ей твое словечко заветное — Паблито. Я сказала ей: «Вы передайте это ее маме, и она сразу поймет, что я не морочу вам голову».

— Да! — вскрикнула Рэчел и тут же прикрыла рот руками.

— Ничего страшного, — бросила ей Нэнси. — Оттуда он не услышит, о чем мы здесь говорим. — Они ушли в ванную под тем предлогом, что Рэчел надо было примерить новую одежду перед зеркалом.

Нэнси принесла с собой лоток со льдом, попросила Рэчел сесть на унитаз, а сама устроилась на полу и разбинтовала ей ногу. На ноге, кроме синяка, образовалась небольшая припухлость — к ней-то она и собиралась приложить лед.

— Придется тебе немного потерпеть, — сказала она.

Но Рэчел, поглощенная мыслями о том облегчении, которое почувствовали мама и Мика, казалось, не обращала на лед никакого внимания. Наверное, они пьют вино из одной из тех бутылок, которые Мика отложил для особых случаев. Наверное, они наконец смогли впервые со вчерашнего вечера нормально поесть. Интересно, что у них на ужин? — подумала она и решила: спагетти.

— Мы едим это в субботу на ужин, — сказала она. — Мы с Микой, если я не еду в мотель. Могу поспорить, что сегодня мама не пошла на работу. Сегодня она точно осталась дома.

— Спагетти с мясными фрикадельками? — спросила Нэнси.

— Я вегетарианка. Я вам уже об этом говорила. — Она дернула ножкой. — Хватит, — сказала она, имея в виду лед.

— Получается, что вы все вегетарианцы.

— Мама почти вегетарианка. Она ест рыбу. А я нет. Но я не совсем вегетарианка, потому что ем сыр и яйца. Животным от этого вреда никакого нет. — Девочка снова говорила вполне непринужденно. — Мика ест телятину, и это меня, конечно, беспокоит, но он мне объяснил, что есть много мяса — часть его культуры. Он приехал из Финляндии.

— Неужели из Финляндии?

Нэнси повернула ей ножку, чтобы лучше рассмотреть царапины.

— Она жива, она жива, — проговорила Рэчел нараспев.

— Кто?

— Я. Это мама моя так сейчас говорит: «Она жива, она жива».

Такое настроение продержалось у нее еще пару часов. Рэчел примеряла одежду и кроссовки, по крайней мере одну из них — на здоровую ногу. Кроссовка была ей немножко великовата, но ее это не беспокоило. Розовые джинсы оказались последним писком моды. Она спросила, можно ли ей будет их оставить, когда она отсюда уйдет.

— Они твои, — ответила ей Нэнси. Чтобы избежать продолжения разговора об уходе, она взглянула на часы и воскликнула: — Эй, нам уже пора ужинать, — хотя было еще только десять минут шестого.

Наверху она без всякой радости сказала, что обновки Рэчел понравились и нога у нее больше не болит. Ее слегка раздражало, что Рон сидит себе за прилавком, разбирается с каким-то моторчиком и спокойно слушает по радио музыку, а из-за его затеи жизнь людей превращается в ад.

— С сегодняшнего дня, — объявила она ему, — становлюсь вегетарианкой. Я больше никогда не притронусь к мясу. И никогда не буду его покупать. Сам теперь себе можешь покупать мясо.

— Мне мясо не нужно, — ответил он. — Я сейчас на диете.

— И еще: я теперь буду есть в подвале. С ней вместе.

— Хорошая мысль. — Он предложил отнести туда журнальный столик.

— Я сама могу его туда отнести, — огрызнулась Нэнси.

— Стол в котельной, — проговорил Рон, не обращая внимания на ее тон.

Она начала выходить из себя:

— Ты так себя ведешь, будто у нас все в порядке! А у нас черт знает что творится! — Потом она набросилась на него за то, что он торчал под дверью, пока она сидела с Рэчел. — Ты себя держишь как вооруженный охранник. Как будто выстрелить в нее собираешься, если она решит убежать. Почему ты не хочешь дать мне второй ключ?