Фэнни Флэгг - На бензоколонке только девушки

– Спасибо, папуля. Вот еще что: пока меня не будет, можно Энджи поживет в моей комнате наверху, у вас, до моего возвращения?

– Конечно, – ответила мамуля. – Мы с радостью.

– Я помогу с готовкой, – сказала Энджи. – Домой возвращаться не хочется. Вдруг не так буду скучать по нему, если буду здесь жить.

В шесть утра на следующий день Винк, а с ним чуть ли не все его одноклассники стояли в снегу у аптеки и ждали, когда школьные автобусы подберут их и повезут в Грин-Бей на призывной пункт.

Билли проходил медосмотр в Грэнд-Рэпидз, и ему светил бы «4Ф» [38]из-за печени, но армии нужны были все до единого опытные пилоты – и чем скорее, тем лучше, а потому и он со своей больной печенью получил приказ явиться 15 декабря в Пенсаколу, Флорида. За несколько следующих дней он официально распустил «Воздушный цирк» – и, к счастью, смог продать все самолеты летной школе.

Вечером 12 декабря Фрици проводила его на вокзал, и он, забравшись в поезд, сказал:

– Не знаю, когда увижу тебя, другая, так что следи за собой и иногда пиши мне письма, ага?

– Буду писать.

Поезд тронулся, и Билли крикнул ей, перекрывая вокзальный шум:

– Эй, кто твой лучший друг?

– Ты! – крикнула она в ответ.

Он показал ей большие пальцы, и больше она его не видела. Она ушла с вокзала, но улицы были запружены, такси поймать не удалось, и она пришла в гостиницу пешком, под снегом. По пути заметила, что многие витрины украшали к Рождеству и некоторые бросили недоделанными.

Они с Билли долго пробыли вместе, но никаких обещаний не давали. Она давно знала, что Билли не из тех, кто женится, да и сама она, очевидно, такая же. И все-таки без него было как-то потерянно. Добравшись до гостиницы, она увидела на тумбочке конверт. Внутри была сотенная купюра и записка:

С Рождеством, пострел. Купи себе новую шляпку.

Фрици села на кровать и задумалась, чем бы заняться дальше. Просто груши околачивать и чего-то ждать не хотелось. И, черт бы побрал, несправедливо это. Она ведь тоже умеет летать не хуже многих знакомых парней. Фрици попыталась записаться в армию и показала свое летное свидетельство человеку на призывном пункте, но тот ее уведомил, что ни армейская авиация, ни иные войска женщин-летчиков не принимают.

– Почему? – спросила она. – Самолету все равно, мужчина его ведет или женщина.

– Таковы правила, – ответил он. – А теперь позвольте мне заниматься своим делом. Тут война, дамочка, а на войне женщинам не место.

Тут у нее из-за спины вклинился какой-то парень:

– У меня есть для тебя местечко, милая, в любое время.

Остальные парни тоже заржали.

Фрици забрала свидетельство, сунула в сумочку и сказала:

– Ладно, как хотите. Вам же хуже. – И, выходя, добавила: – Покедова, дубины, почитаю про вас в юморесках.

Но все это ее обозлило и задело; придя к себе в комнату, она села и проревела все глаза.

Из журналов она знала, что Англия и Россия задействовали женщин-пилотов на перегон самолетов, а вот тут – никак. В тот же вечер она сложила свой пурпурный кожаный летный костюм и остальные вещи и уехала в Пуласки – как раз вовремя, чтобы попрощаться с Винком. Его приняли в армейскую авиацию и отправляли в Скотт-Филд, Иллинойс, на сборы.

Теперь у Фрици появилось еще больше причин ненавидеть япошек. Они испортили ей блестящую карьеру, Билли и Винк уехали, а она застряла на земле – невесть на сколько. Вот так падение. Но ничего, кроме полетов и трюков в воздухе, она не умела и потому чуть погодя вернулась на конвейер – на консервную фабрику.

Пойнт-Клиэр, Алабама

День намечался весьма трудный. Некогда Сьюки и Ленор каждую среду ходили на обеденный фуршет, и Сьюки не могла больше откладывать его, не создавая себе при этом еще больших неприятностей. Ленор уже оставила Сьюки в почтовом ящике свою фотографию и записку: «Если ты вдруг забыла, это твоя мать. Ты где?!»

Сьюки вздохнула, глянула на часы и позвонила. Миг – и мама сняла трубку:

– Привет, это Ленор. С кем имею удовольствие разговаривать?

– Мама, это я.

– О… привет, ты.

– Как твои сеансы водной терапии?

– Очень мокро. Ты где?

– Дома. А что?

– Я подумала, ты переехала в Китай. Мы идем уже наконец сегодня обедать? Или ты позвонила сообщить, что тебя внезапно скосило еще какое-нибудь загадочное заболевание?

– Нет, мама, идем. Куда бы ты хотела?

– Ой, да все равно. Выбирай.

– Ну, может, гостиница «Фэйрхоуп»?

– Нет, она мне надоела.

– Хорошо. «Бей-Кафе»?

– Нет, давай в «Колонию». Что-то мне хочется пирога с крабом.

– Ладно. Я за тобой заеду.

Повесив трубку, Сьюки почувствовала, что у нее разболелся живот. Ленор одним лишь своим тоном играла у нее на нервах.

Ленор влетела в ресторан и помахала всем, кого знала. Как обычно, если рядом оказывался кто-нибудь незнакомый, она подходила и представлялась. Как глава комитета «Фургона гостеприимства» она была уверена, что все, конечно же, хотят свести с ней знакомство.

Наконец усевшись, Ленор сказала:

– Какая милая пара вон там в углу – они приехали аж из Канады, можешь себе представить? В общем, она была душкой и сказала, что ей нравится цвет моих волос, на что я ответила: «Уж если приходится седеть, так уж лучше серебриться». Дала ей телефон Джо Эллен. Ты заказала мне пирог с крабом?

– Да.

Ленор еще раз помахала паре и вновь повернулась к Сьюки:

– Ей бы не повредил новый оттенок. Возьмем тебя, к примеру, Сьюки. Тебе пятьдесят девять, у тебя ни единого седого волоса. Считай, повезло, девочка моя. Я в твои годы была уже совершенно седая, но это, думаю, во мне английское. Королева Елизавета тоже поседела рано.

– Ну разумеется.

– Как тебе известно, я была пшеничной блондинкой.

– Да, мама, ты мне это говорила практически ежедневно всю мою жизнь.

– Ну вот так оно и есть. Я была всем известной единственной пшеничной блондинкой на всю Южную Алабаму. На Балу старших офицеров, когда зазвучала «Кейси с блондинкою вальс танцевал, а оркестр играл» [39], все в зале замерли и уставились на нас. Твой отец танцевал чудесно. Оба мы были хороши, и ту мелодию все повторяли и повторяли. Остальные юноши норовили перехватить меня на танец, и один, помню, сказал: «Ленор, с вами танцевать – прямо как с перышком». Поступь у меня всегда была легкой. – Она оглядела Сьюки и вздохнула: – Ох, Сьюки, какая жалость, что ты бросила занятия танцами.

– Я не бросила занятия, мама. Если помнишь, мисс Уизли сказала, что всему классу будет лучше, если я займусь чем-нибудь другим, к чему у меня природная склонность.

Ленор скривилась и отвела взгляд.

– Гейдж, дочь миссис Бушнелл, – прима-балерина в Нью-Йорке. На ее месте могла быть ты, Сьюки.

– Ага, при том, что я каждый раз падаю с пуантов? Не думаю, мама.