Фэнни Флэгг - На бензоколонке только девушки

Сьюки сразу полегчало, что разговор не о звонке в «Вестминстерскую деревню», и она ответила:

– Ой, мама… Я очень ценю… но, вот честно, отчего ты не оставишь это все Банни? У них с Баком жизнь куда более светская, чем у меня.

– Что? – Ленор задохнулась и схватилась за свои жемчуга. – Банни? Оставить Банни? Ох, Сьюки… – И она глянула уязвленно. – Ты хоть представляешь себе, чем пришлось пожертвовать, чтобы сохранить это в семье? (Сьюки вздохнула. Она слышала эту историю тысячу раз, но Ленор обожала ее пересказывать – не без широких театральных жестов.) Бабушка Симмонз сказала, что во время войны между семьей и повальным голодом осталось только прабабушкино серебро. И что она, как ты думаешь, сделала?

– Не знаю, мама. Что же?

– Она решила голодать, вот что! Она говорила, что бывали дни, когда из еды им перепадало по жалкой горстке пеканов. А серебро приходилось каждый вечер перепрятывать, чтобы солдаты-янки не нашли, но она его сберегла! А ты говоришь: «Ой, отдай его Банни»? Которая не только не Симмонз – она даже не из Алабамы? Лучше б уж сразу мне сердце вырезала да и выкинула его на двор.

– О боже. Хорошо… Извини, мама. Просто… в общем, если хочешь оставить его мне, спасибо.

Сьюки, конечно же, не хотела ранить материных чувств к этому серебру, но ей оно и вправду было ни к чему. Она не знала ни одного человека, кто все еще пользовался бы вилкой для солений или ложкой для грейпфрута, и в посудомоечную машину настоящее серебро класть нельзя. Каждый предмет нужно мыть вручную. А драить его целый день уж точно не хотелось. Орнамент «Франциска Первого» – двадцать восемь выточенных фруктов на одной только ручке ножа, не говоря уже о чайном наборе, кофейном наборе и двух наборах канделябров для торжественных случаев.

Сьюки подумалось, что ей стоит больше печься об этом серебре. Как-никак приехало из самой Англии и хранилось в семье столько поколений. Но ей недоставало материной помпезности. Крылатая Ника преставилась бы от эпилепсии, узнай она, что ее дочь по временам пользуется бумажными тарелками и пластиковыми приборами и терпеть не может чистить серебро.

А вот Ленор серебро драить обожала – раз в месяц усаживалась в гостиной в белых нитяных перчатках и раскладывала все это богатство перед собой.

– Ничто так не успокаивает, как чистка своего серебра.

Ну и ладно. Теперь-то уж что. Никуда Сьюки от него не деться. Она поклялась на Библии, что не только никогда не отдаст ни одного прибора, но и лично будет все их регулярно полировать.

– Никогда не позволяй окиси тебя опередить, – наставляла Ленор.

Что тут поделаешь? Родившись дочерью Ленор, Сьюки пришла в мир с предписанными обязанностями. Во-первых, гордо продолжать линию Симмонзов, которую, по словам Ленор, можно было отследить аж до Англии XV века. Во-вторых, беречь фамильное серебро.

Стоял такой прекрасный теплый день, что Сьюки, выбравшись от матери, разулась и отправилась домой вдоль бухты босиком. Шагая по песку, она вдруг подумала, сколько же раз за эти годы они с детьми проделывали этот путь от их дома к Ленор и назад. Еще вчера, казалось, дети весь день бегали между двумя домами.

Странная штука – время. Когда дети были младше, она, помнится, любовалась их маленькими следами на песке, но те дни давно минули. Дети выросли… и, благослови их господи, ни у одного не оказалось симмонзовских ступней, зато у троих были пуловские уши. Но то – совсем другая история.

Через несколько минут, соорудив кое-какой макияж, Сьюки выкатилась обратно в город и теперь стояла в очереди к автоокошку банка – внести денег на очередные непредвиденные расходы Ленор. Лет десять назад та вдруг начала возвращать счета направо и налево и, похоже, нисколько об этом не беспокоилась.

– Ненавижу возиться с цифрами, – объяснила она.

С тех пор вся ее почта приходила Сьюки, включая все счета. Разбор одних лишь писем Ленор – работа на полную ставку. Она без конца строчила статьи в газету. В последней эпистоле мать предлагала отнять право голоса у людей моложе пятидесяти пяти, и на нее одну пришло более сотни писем-откликов, отвечать на которые пришлось Сьюки. Ленор на свою почту и взгляда не бросала.

– Ты расскажи мне главное, – говорила она.

Ленор заказывала практически все, что видела по телевизору, а Сьюки должна была отправлять приобретения обратно. Зачем восьмидесяти-с-лишним-летнему человеку тренажер «БедроМастер»?

Ленор – ее мать, и Сьюки любила ее, но боже мой, сколько же с ней хлопот. Когда Эрл купил свою первую практику и они перебрались в Пойнт-Клиэр, Ленор настояла: прежде чем она переедет вместе с семьей из Селмы, прадеда Симмонза нужно перевезти с кладбища Селмы на солдатское в Пойнт-Клиэр.

– Я просто помру, если не смогу воздавать дедушке Симмонзу почестей. Он был генералом, Сьюки!

Разумеется, возиться с бесконечной бюрократией пришлось Сьюки. Несколько недель она провела в дрязгах с кладбищенскими работниками, подписывая одну бумажку за другой, умоляя их выкопать и прислать кого угодно – пса, кошку, лошадь. К тому времени она уже так устала, что ей было все равно.

Машина впереди сдвинулась на одно место ближе к кассовому окошку, Сьюки подтянулась следом. Вновь посмотрела на себя в зеркальце. Теперь, накрашенная, она выглядела получше, но, конечно, серьги вдеть забыла. Вот честно: со всеми свадьбами и ее матерью чудо еще, что она в своем уме.

Нервы у нее всегда были хрупкие, и в напряженных обстоятельствах Сьюки могла упасть в обморок. А никогда не знать, что мама выкинет в следующий раз, – большое напряжение. Ленор явилась на свадьбу Си Си в огромной желтой шляпе, на которой высилась клетка с двумя живыми неразлучниками. Одному богу известно, где она это раздобыла.

Слава небесам, все отпрыски Пул были славными детьми. Пока они росли, она позволяла им делать почти все что заблагорассудится. Она хотела им беззаботного детства. Ее таким уж точно не было – Ленор ее ко всему принуждала. Сьюки всегда была, в общем, застенчивой. Ее никогда не тянуло попасть ни в ряды «Магнолийных Девиц» [5], ни в группу поддержки, ни в какую-либо студенческую организацию. Но выбора у нее не было.

Ленор правила железной рукой. «Фамилия Симмонз обязывает тебя быть заводилой, Сьюки!» – говорила она.

Что ж… из этого определенно ничего не вышло. Она знала, что разочаровывает мать, но что ей оставалось делать? Она не понимала почему, но в школе, как ни старалась, никогда выше тройки в среднем ничего не получала, а вот у Бака были сплошные «А». Балетные же классы, в которые ее запихнула Ленор, вообще обернулись полной катастрофой.

Сьюки наконец очутилась перед окошком кассирши, отдала ей депозит и вдруг заметила, что у нее правый глаз странно дергается, – наверное, остатки стресса после свадебной нервотрепки. Спасибо Эрлу – он под конец взял черепашку на руки и вручил ее Джеймсу, иначе они бы, возможно, все еще сидели на церемонии. Девушка в окне толкнула на нее ящик с квитанцией и сказала в микрофон: