Фэнни Флэгг - На бензоколонке только девушки

Закончив, вернула книги и сказала:

– Спасибо. Ну и ну, я и понятия не имела. Подумать только, Фрици, вы все – легенды.

Фрици рассмеялась:

– Ну не знаю.

– Нет-нет, так и есть. А какое увлекательное время.

– Ага, это уж точно, но ты спроси любого ветерана Второй мировой, они тебе то же самое скажут. Я стараюсь не жить прошлым, как эти старые хрычи. Мне, в общем, все нравится в настоящем. Но, оглядываясь, могу сказать, что те годы будь здоров какие были особенные. Когда-то меня бесили все эти разговоры, какое мы величайшее поколение. А теперь-то вот думаю, какие мы были молодые, как начинали войну, считай, ни с чем, но все как-то собрались… Солдатам досталась почти вся слава, но и девки с пацанами, работавшие день и ночь, клепавшие самолеты, танки и корабли, – и они тоже в этой войне победили. И, знаешь, оно занятно. Никому из нас и в голову не приходило, что мы можем проиграть. И вот думаю я, сколько всего за те четыре года мы осилили, и вынуждена согласиться – великие мы были, да. Тогда-то не знали, конечно. Мне еще повезло. Я занималась тем, что люблю, а заодно и стране помогала. И никто себя героем не считал. Просто делали то же, что и остальные, только в воздухе… Волшебный такой пузырь времени. Знали, что живем мгновением, и потому были такие живые. Музыка будто сочинялась лично для нас. Черт, мы думали, что спасаем мир, и в некотором смысле так и было. Кто теперь скажет, что бы случилось, если б мы не влезли в войну? Может, все бы сейчас говорили по-немецки или по-японски. Кто знает? Хоть и было тяжело, я те годы ни на что не променяю… Казалось, мы все время двигаемся. Не помню, когда спала больше двух-трех часов. Никто не спал. Думаю, жили на адреналине. Слишком все были взбудоражены, какое тут спать. Никто не задумывался толком, что там будет после войны, а когда нам сказали, что «ос» распускают, все кончено, – вот что лихо показалось. Конечно, не только для нас. Для всех девок, кто засучил в войну рукава и пошел на заводы или на любую другую работу. А тут всем говорят – идите по домам, будьте опять счастливыми домохозяйками. Кому-то оно и понравилось, но большинство девчонок поняли, что им нравится ни от кого не зависеть, жить своим умом, и они хотели работать дальше, но им сказали, что это непатриотично – отнимать работу у вернувшихся с фронта. Прямо удар по сусалам, особенно для «ос». Все, что мы делали, только б доказать свою ценность, – все впустую. Они хотели, чтобы мы убрались и сделали вид, будто ничего не было. Даже наши личные дела засекретили… А потом, в 1976-м, когда десять женщин приняли на обучение в ВВС США, Пентагон назвал их «первыми военными летчицами», а я позвонила Нэнси и Пинке, и они чуть потолок башкой не пробили. «Черта с два. Это мы были первыми». Никто из нас не нытик, но мы знали, что так нечестно. И вот мы снова собрались вместе и решили, что не дадим забыть погибших девчонок – ни твою мать, ни остальных.

На следующий день Фрици забрала Сьюки на обед в «Гриль Ализаль у реки», где частенько играла в гольф. Сделав заказ, Сьюки спросила ее, встречалась ли она с ее настоящим отцом.

– Всего раз. Привет-пока. Но могу сказать тебе, как его звали. Джеймс Бранстон. Среднего имени не знаю.

– Как он выглядел?

– Очень здоровым, если это тебя интересует.

Сьюки рассмеялась:

– Нет, в смысле, высокий? Коротышка?

– Охти, родная, шестьдесят с лишним лет назад дело было, но я помню, да, высокий симпатичный светловолосый парень с голубыми глазами. У тебя волосы матери, а вот нос, думаю, его.

– И какой он был?

– Да вроде милый. Конечно, потом, когда выяснилось, что он натворил с Софи, я переменила к нему отношение. Но, знаешь, оглядываясь, понимаю, что время было другое. Люди напуганы, все слова – на ветер. Все жили вроде как мгновением. Приходилось. У нас большего не было. Никто не знал, есть ли у нас вообще будущее, так что цеплялись за любую кроху счастья. Я вот точно. Да и что тут скажешь? Он, может, любил твою мать, а может, даже и вернулся бы. Кто знает? Это его не оправдывает, но такие штуки случались. Ребята влюблялись без ума в девчонок, которых и не знали толком. Ребята рвались жениться. Черт, да и я могла б выйти замуж за сотню разных пацанов, они, думаю, все хотели оставить по себе что-то или кого-то – в доказательство, что они вообще жили на свете… Мне-то повезло. После войны мы с Билли переехали сюда и открыли маленькую летную школу, сорок лет вместе прожили. Потом ушли на пенсию, много ездили. У нас был маленький самолет, и я нас возила везде, куда захотим. Жаловаться не на что. Чертовски отличная жизнь получилась, и дожила я до времен, когда девки начали водить реактивные самолеты, получили свой шанс. И приятно чувствовать, что ты открыл в них это окошко, понимаешь?

Сьюки пробыла в Солвэнге неделю и каждый день виделась с Фрици. Обычно они вместе обедали или ужинали, а остальное время она бродила по городку, разговаривала с людьми, и все шло чудесно. Здесь, в Солвэнге, она не была дочерью Ленор Симмонз. Впервые за все эти годы она была самой собой. Познакомилась со многими друзьями Фрици и даже завела своих. Две очаровательные дамы из Японии пригласили ее к себе на ужин, а еще она завтракала с милейшей парой, Сьюзен и Майклом Бекмен из Тенефлая, Нью-Джерси. И сдружилась с обаятельной Линдой Пекэм в гостиничном спа.

Каждый вечер Сьюки звонила Эрлу, и в одном разговоре он ей сказал:

– Милая, я давно не слышал у тебя такого счастливого голоса.

И то была правда.

В последний день в Калифорнии они с Фрици отправились в старую испанскую миссию на службу и поужинали в ресторане «Кусочек Дании».

Покончив с ужином, Сьюки сказала:

– Кхм… Фрици, прежде чем уехать, можно я задам вам еще один вопрос? Мне очень интересна история имени Джинджер. Вы назвали меня так в честь кого-то из семьи?

Фрици рассмеялась:

– Нет, детка, прости. В тот вечер, когда мы тебя сдавали и заполняли свидетельство о рождении, они спросили, как тебя зовут, я вписала первое попавшееся. Я тогда была большой поклонницей Джинджер Роджерз.

– О, это из пары с Фредом Астэром?

– Точно.

– Какая прелесть. Мне она очень нравится.

– Да? И мне. Я ее разок встречала, и она оказалась преотличной дамочкой – и на экране, и в жизни. Но у тебя было и настоящее имя – которое тебе мать дала.

– О?

– Ага, тебе это может не понравиться, но она назвала тебя в честь меня.

– Мое настоящее имя – Фрици?

– Ага. Фрици Уиллинка Юрдабралински. Годится?

Сьюки улыбнулась:

– Да, годится. Более того, горжусь, что ношу ваше имя.

Наутро Сьюки уезжала домой, и Фрици провожала ее до машины. Сьюки сказала:

– Все было чудесно.

Фрици ответила:

– Детка, я бы встречу с тобой ни на что не променяла. А, вот еще что, пока ты не уехала: вот тебе от меня подарок.