Мо Янь - Устал рождаться и умирать

— Последующие события весьма запутанны и неоднородны, могу лишь отобрать наиболее важные и впечатляющие, — начал большеголовый. — Хотя урождённая Бай кормила мою мать-свинью со всей душой, я продолжал сосать её как сумасшедший — просто выжимал из неё всё. В результате у неё отнялись задние ноги. Они волочились за ней как две старые высохшие мочалки, а передние еле тащили переднюю часть тела. Так она и ползала по загону. К тому времени я мало отличался от неё по размерам. Щетина блестела, как от воска, от розовой кожи исходил приятный аромат. А моя бедная мать-свинья была вся грязная, задняя часть тела, измазанная в навозе и моче, жутко смердела. Она издавала вопль всякий раз, когда я ухватывал её сосок, и слёзы лились ручьём из треугольных глаз. Волоча изуродованное тело, она ползала, пытаясь укрыться от меня, и молила: «Сынок, сыночек дорогой, пожалел бы маму, и так всю до костей высосал, неужто не видишь? Ты уже вырос большой и вполне можешь есть сам». Но я не обращал внимания на её мольбы, поворачивал мать рылом на бок и впивался одновременно в два соска, хоть она и визжала как резаная. Соски, из которых прежде лилось вкуснейшее молоко, стали безвкусными, как старая резина, из них можно было выдавить лишь чуть-чуть липкой, солёной и дурно пахнущей жидкости. Не молоко, а отрава какая-то. От отвращения я пихнул её рылом, и она аж перекувырнулась, плача и ругаясь: «Эх, Шестнадцатый, скотина ты, совсем совесть потерял, злодей. Не свинья тебя породила, а волчица…»

За то, что у свиноматки отнялись задние ноги, урождённая Бай получила от Хун Тайюэ выговор.

— Ох, секретарь, это не я отлыниваю, это поросёнок такой лихой, — оправдывалась она со слезами на глазах. — Ты не видел, как он её сосёт, просто волк или тигр какой-то, не то что у свиноматки — у коровы ноги отнимутся…

Опираясь на стену, Хун Тайюэ заглянул в загон, а мне как раз взбрело в голову поднять передние ноги и встать на задние. Я понятия не имел, что так могут делать лишь свиньи в цирке, да и то после длительных тренировок: у меня это получалось легко и свободно. Встав таким образом к стене, я чуть не коснулся головой подбородка Хун Тайюэ. Поражённый, он отпрянул, оглянулся, удостоверился, что никого нет, и тихо сказал урождённой Бай:

— Ты тут ни при чём. Я сейчас же распоряжусь, чтобы за этим царём свиней ходили отдельно.

— Я давно уже заговаривала об этом с зампредседателя Хуаном, но он сказал, что дождётся вашего возвращения, чтобы изучить…

— Болван, — крякнул Хун Тайюэ, — даже с такой пустяковиной разобраться не может!

— Это к вам все с почтением. — Бай подняла глаза на Хун Тайюэ, поспешно опустила голову и пробормотала: — Вы старый революционер, с людьми по-честному и в делах по справедливости…

— Ну будет уже, никогда больше не говори такого, — отмахнулся Хун Тайюэ, не сводя глаз с её заполыхавшего лица. — Ты всё в тех комнатушках на кладбище ютишься? Перебиралась бы лучше на ферму вместе с Хучжу и другими.

— Э, нет, — вздохнула Бай. — У меня происхождение никудышнее, старая да грязная, зачем молодым докучать…

Хун Тайюэ выразительно глянул на неё пару раз и перевёл взгляд на мясистые листья подсолнухов.

— Эх, Бай, — тихо произнёс он. — Не будь ты из помещиков, так было бы славно…

Я хрюкнул, выказав охватившие меня смешанные чувства. По правде говоря, особой ревности я не испытывал, но инстинкт подсказывал, что в этих отношениях между Хун Тайюэ и моей женой, день ото дня всё более деликатными, ничего хорошего нет. Никакого естественного продолжения у этой истории не было, и хоть ты знаешь, как трагически всё в конце концов закончилось, могу рассказать всё в подробностях.

Меня переместили в другой загон, гораздо более просторный. В последний раз со времени рождения я посмотрел на недвижно сжавшуюся в углу мать, без скорби и сочувствия. Но, что ни говори, произвела меня на свет она, из её сосков я добывал себе еду, чтобы вырасти, она меня выкормила, и надо бы отблагодарить её. Но, честно говоря, не придумать как. В конце концов, я надул ей полную кормушку. Говорят, в моче молодого поросёнка много гормонов, и для свиноматки, обезножевшей от кормления, это особенно полезно.

Моим новым жильём стал самый просторный из отдельных загонов, расположенных в ста метрах от двух сотен только что построенных обычных. Позади половиной кроны нависал абрикос. Загон открытого типа с длинным навесом позади и коротким спереди, туда мог беспрепятственно проникать солнечный свет. Пол выложен квадратной керамической плиткой, в углу — отверстие со стальной решёткой, куда удобно справлять нужду. В углу, где я сплю, — свежий дух от охапки золотистой соломы. Я слонялся по своему новому жилищу, вбирая новые запахи, — недавно положенной плитки, свежей земли, утуновой балки, гаоляновой соломы.

Я был доволен. По сравнению с низеньким грязным загоном, который я делил со старой свиноматкой, — настоящие апартаменты. Всё продувается ветерком, достаточно света, строительные материалы прекрасно сочетаются с окружающей средой и не дают токсичных испарений. Например, поперечная балка из утуна, белоснежная на срезе, сочится горьковатыми каплями. На стене вокруг загона плетёная загородка из стеблей гаоляна нового урожая. Они ещё влажные, не высохшие, издают кисло-сладкий аромат, и на вкус, если пожевать, тоже, наверное, ничего. Но это мой дом, не могу же я разрушать его, чтобы удовлетворить желание поесть. Но и куснуть разок, чтобы изведать вкус, тоже дело неподзапретное. Могу вот свободно вставать вертикально и ходить на задних ногах, как человек. Но это своё уникальное умение я стараюсь держать в секрете. Ибо предчувствую, что переродился в эпоху невиданного расцвета свиней. Никогда ещё в истории человечества свиней так не почитали, никогда им не придавали такого большого значения, никогда так не простиралось их влияние — а в будущем по призыву вождя тысячи и тысячи людей будут падать перед свиньёй ниц. Думаю, в золотой свинский век немало людей захотят переродиться в этот мир свиньями, а ещё больше родившихся людьми будут страдать от того, что живут хуже свиней. Мне казалось, в этом смысле не скажешь, что папаша Яньло обошёлся со мной несправедливо, позволив переродиться именно сейчас. В эпоху свиней я буду творить чудеса, но это время ещё не наступило, пока нужно прикидываться дурачком и вести себя скромно, скрывать способности и ждать своего часа. Пока есть возможность, укреплять мышцы и кости, наращивать мышцы и живой вес, тренировать тело, закалять волю, ожидая наступления этих пламенных дней. Так что далеко не каждого, кто умеет ходить вертикально, можно считать человеком. Когда-нибудь это умение непременно пригодится, и я не ленился упорно тренироваться по ночам, когда люди уходили на покой.